Дети солнца

— А вот скажи, когда Саша дома ночью вставал, он как… перелезал через тебя или, знаешь, как некоторые делают: встал на ноги и — тюх, тюх по постели, а в торце дивана сошёл на пол, нет?

Лёля пожала плечами.

— Может быть…

Я вернулась на балкон и снова уставилась на раскладушку. Торцом она упиралась в перила балкона. Это, если на полу стоять, то перила доходят мне (значит, и Саше) до пояса, а если встать ногами на раскладушку, тем более, что она немного проваливается, тем более, что тебя слегка покачивает… Да ещё эта верёвка вдоль перил, запросто можно в ней запутаться ногами. Тем более в темноте.

Я попыталась представить, как всё могло быть. Вот он встаёт ночью, чтобы выйти, допустим, в туалет, пили все‑таки. А сам‑то ещё не усвоил (они же первую ночь в санатории), что они уже не дома, что это не диван–кровать, и не стул какой‑нибудь в торце, через который можно перелезть, а перила балкона, натыкается на них и…

Тут я почувствовала, что кто‑то стоит у меня за спиной, и обернулась. В дверях стоял молодой человек в белом халате с тонометром, пришёл измерить Лёле давление, а она, кажется, задремала, наконец.

— Пытаетесь провести собственное расследование? – спросил он чуть насмешливо.

— Пытаюсь понять.

— Что тут понимать, — вздохнул он. – Несчастный случай.

— Да, конечно, следователь тоже так сказал. Но… вам не кажется странным, что несчастные случаи никто не расследует? Убийства расследуют, самоубийства тоже расследуют: кто довёл, почему? А когда несчастный случай — сразу все успокаиваются, мол, ничего не поделаешь, судьба!

Доктор оглянулся на Лёлю.

— Давайте выйдем, пусть она отдохнёт.

На цыпочках мы вышли в коридор. Там было прохладнее, чем в номере, окна выходили на противоположную от моря сторону, в тенистый парк. Мы присели на диванчик у окна, и он спросил:

— А вы не согласны, что – судьба?

— Может, и согласна. Но я хочу понять, как именно она это проделала.

— А что это меняет? Человека‑то не вернёшь.

— Когда понимаешь, — легче. Неизвестность усугубляет.

— Ну, и что вы там поняли? – он кивнул на дверь 22–го номера.

Я изложила ему свою версию. Он выслушал молча и вдруг сказал:

— Знаете, я ведь говорил с ним вчера, когда санаторную книжку ему выписывал.

Я охнула и даже за рукав его схватила.

— Он вам что‑нибудь сказал?

— Сказал, что очень устал и хочет денёк–другой просто отдохнуть, отоспаться, безо всяких процедур. Многие так говорят. Приезжают – вымотанные, измочаленные, ничего не хотят, только спать. Синдром хронической усталости, слышали?

Я кивнула.

— Для людей, постоянно находящихся в экстремальных ситуациях, а у нас чуть ли не весь контингент такой, — это обычное состояние. Но, знаете, что интересно? Некоторые это состояние переносят даже лучше, чем состояние покоя, отдыха.

— Да? А почему?

— Там – все напряжено, сосредоточено, отмобилизовано. Тут – напротив – все расслабляется, все тормоза отпущены, и иногда организм не выдерживает именно этого – отсутствия привычных нагрузок. Отдых на курорте, да ещё таком, как наш, – это, я вам скажу, ситуация по–своему экстремальная.

— Но ведь здесь все эмоции вроде как положительные.

— Организму, если он находится в состоянии той самой хронической усталости, это без разницы. Инфаркт ведь и от радости случается.

— Ну, и что это объясняет в нашем несчастном случае?

Он вздохнул и пожал плечами.

— Может, и ничего, а может, кое‑что. Говорят, он был довольно ценным специалистом по своей линии. А тут — такая неосмотрительность. Кстати, вам разве не сказали, что он упал не вниз головой, а на спину?

— На спину? – удивилась я. – И что это значит?

— Ну, это значит, что он стоял или сидел, я не знаю, спиной к перилам, может быть, на перилах, и так упал. То ли потерял равновесие, то ли… его толкнули. Если он действительно сидел на перилах (что с его стороны довольно безрассудно), то самого лёгкого толчка хватило бы.

Преподнесённая доктором информация плохо вписывалась в придуманную мною версию. Да и черт с ней, с версией! Но кто это мог толкнуть Сашу? Да и с чего бы он взгромождался верхом на перила? Нет, что‑то опять не так. Теперь я уже окончательно ничего не понимаю.

— Знаете, что я вам скажу? – посоветовал доктор. — Не мучьте себя этим. Бывают смерти, о которых не дано узнать, как они произошли. И гадать не надо.

— Как вы думаете, могу я сходить на море? – Лёля стояла в дверях и смотрела на нас виновато и жалобно. – Я ведь теперь не скоро его увижу, море, может, вообще больше не увижу.

— Конечно, — сказал доктор. – Только, пожалуйста, не одна. Уже темнеет.