Дети солнца

Но главная поездка на автомобиле была летом – на море. Этой поездки мы ждали целый год, и уже с конца мая начинали надоедать родителям: ну скоро? ну когда? Наконец, в июле или августе родители объявляли, что у них с понедельника отпуск, и что в субботу едем. С вечера папа расстилал на верхнем багажнике огромную десятиместную палатку, укладывал на неё складные столик и стульчики, четыре походных раскладушки, несколько подушек и одеял, заворачивал все это в палатку и привязывал к багажнику, мы бегали вокруг машины, помогая ему натягивать верёвки. С собой брались также: керогаз, кастрюли, ведра, набор пластмассовой посуды, транзистор, книжки, купальники, сарафаны, кофты на вечер и кое‑что из продуктов – соль, сахар, крупа. Основные запасы делались по дороге и потом пополнялись уже на месте, в приморском посёлке Новомихайловском, где был большой дикий пляж и разрешалась стоянка личных автомобилей.

В субботу нас поднимали рано–рано, когда на улице ещё темно, и, сонные, мы загружались в машину. Ехать до Новомихайловского было часов пять (тогда ездили ещё через Новороссийск), мы не спешили, несколько раз останавливались, покупая прямо на трассе то яблоки–груши, то огурцы–помидоры. Мы знали эту трассу наизусть — какой посёлок следует за каким, и выкрикивали наперебой:

— Сейчас будет Нижне–Баканская!

— И нет! Сначала Верхне–Баканская, а потом Нижне!

Но самое интересное было выгружаться и устраиваться на берегу моря. Родители шли искать среди хаоса машин и палаток свободное место, такое, чтобы было «в холодочке», под деревьями, и чтобы недалеко ходить на море. Машину ставили на близком расстоянии от палатки, между ними натягивали брезент и получался навес для «кухни». Потом папа разбирал внутри машины сиденья, стелил сверху одеяла и выходила сплошная постель, мы начинали спорить, кому спать в машине, а кому — в палатке, всем хотелось и там, и там. Что касается папы, то, если не было дождя, он вообще спал на улице, на надувном матрасе, укрывшись с головой одеялом. Но если шёл дождь и, бывало, среди ночи подмокала палатка, все снова забирались в машину и пережидали, благо, дожди на море летом недолгие. Как только выглядывало солнышко, у палатки задирали все края, чтобы просохло как следует, а одеяла–подушки раскладывали на капоте машины и развешивали на деревьях. Так, «дикарями», жили целый месяц, целый прекрасный, необыкновенный, замечательный месяц! Ни разу за всю свою жизнь мама с папой так и не побывали в санатории или доме отдыха и никогда не отдыхали одни, без нас.

В 1961 году, летом, была предпринята историческая для нашей семьи поездка в Закарпатье, в город Ужгород, где жила тётя Инна — единственная родная мамина сестра. Весь дом вышел проводить нас в это далёкое путешествие, и кое‑кто из соседей сильно сомневался, что «Москвич» довезёт нас да места.

— Ну, до Ростова‑то ничего, доедешь нормально, — говорили папе. — Может, и до Харькова доедешь, а дальше — кто его знает…

Рискованный человек был наш папа! Везти в такую даль, да на такой машине троих малолетних детей (нам с Неллей было в тот год девять и десять, Аллочке — четыре, а Женя ещё не родилась), жену с тещей… И только сейчас мне впервые приходит в голову мысль, что, возможно, всё дело и было в бабушке, которую таким образом отвезли «пожить» к её младшей дочери, во всяком случае, назад она с нами уже не поехала и вернулась только спустя год, когда мамина сестра с мужем и дочкой нанесли нам ответный визит. Они добирались из Ужгорода в Краснодар поездом, с двумя пересадками, но тётин муж, дядя Саша, сам был железнодорожник, притом крупный чин — зам. начальника Закарпатской железной дороги, он специально ехал в форме — светло–серой, с чёрными петлицами, и на всём пути следования перед ним трепетали дежурные по перрону, проводницы и бригадиры поездов. Для бабушки ехать с таким зятем, как дядя Саша, было одно удовольствие.

Мы же двигались в Ужгород «своим ходом», на папином «Москвиче», дня три, на ночлег останавливались где‑нибудь в поле, возле стога сена; останавливались и днём — обычно в лесополосе, мама варила походный супчик на керогазе, мы со страшным аппетитом ели, бегали в кустики и просто носились кругами, устав от многочасового сидения; папа лежал на траве под деревом и курил, а бабушка далеко от машины не отходила и все вздыхала:

— И когда ж мы уже приедем на место?

У папы была книжка — «Атлас автомобильных дорог Советского Союза», и он всё время с ней сверялся. Ни разу мы не сбились с пути, ни разу машина не сломалась, и ни в какую аварию мы, слава богу, не попали. После Львова решено было больше не останавливаться и ехать всю ночь. Мы спали, бабушка дремала чутко, а мама всю дорогу разговаривала с папой, чтобы он не уснул за рулём. В какой‑то момент, проснувшись, я услышала, что они поют: «Эх, путь–дорожка, фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая…». Я выглянула в окно: там была довольно светлая ночь, и звёзд в небе почти не было видно, не то, что у нас, на юге.