Дети страха и другие ужасные истории

Пшик. Новая запись. Пятая.

– Мальчик, закрой окна и двери! Гроб на колесиках уже рядом с тобой.

Петька почему-то посмотрел себе под ноги, словно обещаемый гроб на колесиках должен был быть как минимум со спичечный коробок. Там никого не было. Рядом тоже. Только сквозняк гнал по полу подвернувшуюся пылинку.

В полной тишине раздался скрип. Темнота справа от Петьки надвинулась на него. Было очень похоже на открытую входную дверь.

Перед перепуганными Петькиными глазами замелькали цифры. Вкрадчивый голос обещал всякие ужасы. Гроб на колесиках громыхал по ступенькам.

Щелкнуло тридцать третье сообщение. Голос откашлялся, хмыкнул и быстро произнес:

– Ну вот! Вы слушали русскую народную сказку. Кто от страха помер, я не виноват.

Раздались гудки, в тишине квартиры показавшиеся оглушительными.

Запись кончилась, но на экране какое-то время еще мигал определившийся номер звонившего.

Петька поискал карандаш и прямо на обоях записал заветные семь цифр.

– Ну, брат, ты даешь! – в коридор вышел заспанный папа. – Кому это ты названиваешь в такую рань?

– Это не я, – Петька стал отступать обратно в комнату, стараясь ничем не выдать записанного на обоях номера. – Это тут позвонили, я подошел.

– Чего хотят? – папа уставился на мигающий экранчик.

– Время спросили, – ляпнул первое, пришедшее в голову, Петька.

– Ну, ну, – хмыкнул папа и ушел на кухню.

От волнения Петьку трясло. Завтра наступит час расплаты. Завтра он все узнает. И шутнику не поздоровится!

Сон ушел вслед за телефонными звонками и больше не возвращался. Петька промучился до рассвета, и как только прозвонил будильник в комнате родителей, выбежал в коридор. Слишком много событий произошло за ночь, об этом нужно было срочно рассказать Гришке.

Голос Полухина в телефонной трубке был еще глуше, чем вчера.

– Ты там жив? – радостно спросил Петька.

– Ну тебя с твоим шуточками, – огрызнулся Гришка, которому сейчас было не до смеха. – Что нового?

– У меня есть номер телефона! – И Петька радостно прочитал цепочку цифр, записанных на обоях.

В ответ Полухин разразился длинным надрывным кашлем, потом наступила тишина, и совершенно ясным голосом Гришка произнес:

– Поздравляю, Ткаченко. Это номер нашей поликлиники. Я его наизусть выучил. Уже два раза оттуда врача вызывал. Маме было некогда, она просила меня номер набирать, а то там все время занято было. Теперь я его знаю лучше таблицы умножения.

– Да ты что! – отмахнулся от него трубкой Петька. – Какая поликлиника? Я голос узнал – тот же противный дед. И звонили ночью. По ночам в поликлинике никого не бывает.

– Ага, – мрачно хмыкнул Гришка, – кроме покойников.

Петька дал отбой. Шутки шутками, но ему все это очень не нравилось. Он порылся в маминых записных книжках.

Действительно! Записанный на обоях номер принадлежал поликлинике. И что самое обидное – точно такой же номер был записан тут же, на обоях, и снизу приписано «поликлиника». Маминым почерком.

– Куда так рано? – выглянул из ванной папа. Половина щеки у него была чистая, на второй висела пена. – Даже я еще не ушел.

– А у нас нулевой урок, – крикнул Петька, хлопая дверью.

Он не знал, что можно найти в поликлинике в такую рань. Ступеньки, обшарпанная дверь, зеленые стены с полинявшими зайчиками и мишками, вечно куда-то спешащие взрослые, испуганные дети.

Попасть внутрь Петька не смог. Все-таки было не восемь, а семь, и поликлиника оказалась закрыта.

У входа стояла сонная бабушка, которая недобрым глазом покосилась на Петьку и буркнула:

– К окулисту я первая на запись.

К окулисту Петьке не надо было, так же как и ко всем другим врачам. Или стоит сходить, голову проверить? Может, заглянуть к окулисту? Пускай скажет, видел Петька девчонку или это был обман зрения.

Петька поднялся по ступенькам, подергал дверь.

– Заперто, заперто, – не отставала от него бабка. – В восемь откроют.

Петька вздохнул, потоптался на верхней ступеньке и забыл, как дышать.

На уровне его ботинок в нижний уголок двери был вставлен зеленый листок бумаги. Тетрадная обложка, сложенная вдвое.

Заранее предчувствуя что-то нехорошее, Петька наклонился. В листок была вложена какая-то картонка. Он цепко ухватился за находку, но картонка все равно выпала.

Это была фотография. Старая, затертая, кажется, даже покрытая пылью. На ней была запечатлена вчерашняя гостья из шкафа. Рыжие волосы, падающие на плечи, вздернутый нос, конопушки, разбежавшиеся по щекам, маленький подбородок, круглое лицо. Девчонка улыбалась, показывая миру все тридцать два зуба, или сколько у нее их там было.

На обороте уже знакомым почерком, корявым, с наклоном влево, было выведено:

«Среди заброшенных бумаг,
Покрытых тонким слоем пыли,
Отыщешь карточку мою
И вспомнишь, как дружили».

   

И в нижнем правом углу, на месте, где обычно ставят роспись, снова был нарисован крест на холмике.

Тетрадка с зеленой обложкой

Следующий час выпал из Петькиной памяти. Может, он где-то ходил. Или так и простоял рядом с недоверчивой бабкой близ поликлиники.