- Ты же знаешь Жору... Он увязался за Нефи... Они с Эхнатоном чуть не... Нашла тут на камень коса. Ой, целая умора была... Все, казалось, было понятно и просто. Непросто было только с самим Эхнатоном... Пришлось прятать его. От Жоры! Мы ведь дорожили его всевселенской идеей единобожия, которая тысячи лет была не востребована, а сам фараон после смерти забыт и проклят своими последователями.
- Этого же вы не убили!
- До сих пор, кстати, не найдена и его усыпальница. А ведь идея единобожия, выхваченная Эхнатоном из небесных мыслей, по сути своей самая сильная из тех, что когда-либо приходили в голову землянам.
- Но своего-то вы еще не похоронили? - спрашивает Лена.
- Где-то живёт... Или не живёт...
Не возникло сложностей и с Сократом. Говорят, у него было две жены: Мирто и Ксантиппа, причем одновременно. А лет в двадцать он был безумно влюблен в гетеру Аспазию, которую всю жизнь считал своим учителем. Перикл увел ее от него. Это был, конечно, удар для бедняги. Наверняка у Сократа на нее были виды. Может быть, поэтому, когда он стал признан и славен, когда у него спросили, следует ли жениться, он ответил, что как бы не поступил, все равно будешь раскаиваться. Но, возможно, поэтому он и завел двух жен. Мы оставили ему одну - Ксантиппу, поскольку о второй не могли собрать достаточно сведений, чтобы создать ее полноценное биополе. К тому же, Ксантиппа своей сварливостью и докучливостью должна была помочь нам вылепить именно такого Сократа, каким он был две тысячи лет тому назад - подчеркнуто терпимым и миролюбивым. Мы считали, что именно такими качествами и должен обладать кто-нибудь из наших апостолов. Почему не Сократ?
- Не забывайте, что сейчас самым признанным из философов всех времен и народов мир признал дедушку Маркса, - заметила Инна, - а мы о нем даже не вспомнили.
- Мы это исправим, - пообещал Юра.
Тут Лена только кивает и молчит.
- Что, - спрашиваю я, - о чём ты хочешь спросить?
- А что, если...
- У тебя навязчивая идея?
Лена улыбается и снова кивает: да.
- Что, - говорю я, - если Тина потомок Сократа? Ты об этом хотела спросить?
Лена снова кивает: верно! И улыбается.
- Ты теперь свою Тину, - говорю я, - будешь лепить к каждому нашему Гильгамешу или Навуходоносору?
- Вы же не взяли Гильгамеша, - говорит Лена, - как к нему Тину прилепишь?
- Мы, конечно, сравним их геномы и обязательно выясним, чья твоя Тина родственница. И на каком киселе!
- Да!
- А то! Но сначала ты дай нам её!
- Я?!
- Ну, тебе ж это надо!
- Мне?!
- Сначала её надо найти!
- Так чего же вы ждали?! - возмущается Лена.
- Мать, не пудри мне мозги, - прошу я. - Слушай дальше...
Лена даже рот приоткрыла, делая вид, что продолжает внимательно слушать.
- Выбор жены Цезаря, - продолжаю я, - внес некоторую разноголосицу в наши дебаты. И хотя все было давным-давно решено, мы все же спорили до хрипоты, кого можно было назвать настоящей женой Цезаря - Помпею (племянницу или внучку Суллы) или Кальпурнию (дочь Пизона), или Клеопатру (египетскую царицу), родившей ему Цезариона.
- Ей приснилось, что...
- Да-да, - сказала Инна, - она не поверила. Как хорошо, сказала она, что я не верю снам...
- А через несколько часов, - сказал Стас, - Цезаря убили...
Поскольку клон Цезаря уже болтался на пуповине в околоплодной жидкости, и не было никаких оснований опасаться за его дальнейшую судьбу, вопрос о подборе ему будущей жены уже не стоял. Хотя к самому Цезарю не все относились с благоговением. Жора, например, был к нему абсолютно равнодушен, а Юра выказывал явные признаки недоброжелательства. Он выучил наизусть расхожую фразу, кажется, Куриона Старшего о том, что этот лысый диктатор, является одновременно «мужем всех жен и женой всех мужей».
- А вы послушайте, что сказал о нем Цицерон.
Юра добывал из своего разбухшего кожаного портфеля какую-то потрепанную книжицу в обветшавшей обложке, находил нужную страницу по засаленной закладке и читал нам тихим голосом:
«Когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя».
И вот за такие слова Цезарь и выгнал Цицерона из Италии.
Наступала тишина, которую Юра тотчас же сам и нарушал.
- А, каково?! Аня, - обратился он к Ане, - как ты могла выбрать этого старикашку с безобразной лысиной и бледно-розовой кожей? А вы?..
Юра переводил взгляд на Наташу и Инну и кривился, как от кислого.
- Говорят, у него было золотое кресло в сенате и суде. Да он был просто стяжатель, вор и Гобсек.
- Хорошо, что не золотой унитаз, - говорит Лена, - нынешние правители всё больше норовят оставить свой след в истории на золоте унитаза. Надо же! До чего же убогий народ! Алхимики современности, они хотят своим, пардон, дерьмом покрыть золото, так сказать, продерьмить его! И не только унитазы - весь мир обгадить... До чего же...
Лена просто негодует.
- Мы, - продолжаю я, - негодовали вместе с Катоном: «Не было сил терпеть этих людей, которые брачными союзами добывали высшую власть в государстве».