Дети света

— Ты понимаешь, я сегодня поняла, что жить только сейчас начала. Я не могла себе представить, что это так здорово — быть прощенной. Передо мной будто открылась дверь в счастливое будущее.

На поверхность белого пластмассового столика легла тень от подошедших вплотную людей. Яркое солнце не позволяло увидеть лиц.

— Извините, у нас занято, — проворчал Петр, надеясь без помех поговорить с Мариной.

— Петр Андреевич! — воскликнул подошедший. — Вот так встреча.

Крепкий мужчина с мальчиком — оба в сильно потрепанной и выгоревшей одежде — улыбались белозубо и открыто. Петр встал, обнял друга.

— Борис! Что же ты не сообщил, что сюда приедешь? А загорел-то? Как эфиоп какой!

— Да я в бегах, Петро. Ты послушай!..

— Прости, Борь, познакомься. Это — Марина.

— Очень приятно. А этот молодой человек — мой крестник Антон. Правда, он не очень-то разговорчив. Антон с Мариной пусть посидят, а мы, Петь, давай-ка сходим за шашлыками. Заодно я тебе про свои приключения расскажу.

Когда они отошли и встали в очередь к мангалу, Борис вполголоса шепнул:

— Это что за девушка с тобой? Уж не надумал ли ты на старости лет жену подновить?

— Борь, ты так не шути. Эта девушка смертельно больна. Во всяком случае, была больна до сегодняшней исповеди.

— Она исповедовалась впервые?

— Ну, да. И причастилась тоже впервые.

— Ты знаешь, Петь, я много раз видел обреченных. Скажу точно — Марина не из их числа. Она сама жизнь. И она прекрасна.

— Да?

— Да. И я на ней женюсь, — выдохнул Борис.

— Ну, ну… — иронично улыбнулся Петр. — Так что тебя сюда привело? И от кого ты в бега подался?

Борис кратко рассказал о своих летних приключениях. А также о том, что уговорил Антона навестить это озеро, с которым у него связано много счастливых месяцев. Усатый шашлычник энергично размахивал картонкой, раздувая душистый дым. Из-за яркого солнца и густого дыма они не видели, что происходит за белым столиком, где мужчины оставили спутников. Наконец, заполучив блюда с шашлыками и с бордовой капустой на гарнир, они, осторожно ступая, двинулись к столику. Поставили блюда, вернулись к стойке за тарелками и напитками. Принесли и сели.

— Ты посмотри, Петь, а они, кажется, уже успели подружиться, — улыбнулся Борис. — Вон как щебечут. Что?!! — закричал Борис и встал, чуть не свалив столик. — Антон, ты что, заговорил?!!

— А что нам, уж и поговорить нельзя? — возмутилась Марина, опешив.

— Да он немой! — выпучив глаза, гремел Борис. Потом выдохнул: — Был…

— Папа, не волнуйся, сядь, пожалуйста, — сказал Антон.

— Па-па… — промямлил Борис и сел на свой стул. — Па… Ты что, юный обманщик, меня разыгрывал, что ли?

— Да нет. Меня как дома родители избили, так я и слова сказать не мог. Потом сбежал. А теперь вот заговорил.

— А кто твои родители?

— Не помню… — потупился мальчик.

— А где ты жил?

— Тоже не помню.

— Ну ладно, Антош, прости. А ты, Петя, говоришь!.. Вот что Мариночка делает. Немые заговорили. Слепые прозрели. Последнее — про меня.

Они сидели, и каждый по-своему обдумывал случившееся. Борис, открыв рот, наблюдал за Антоном, мальчик во все глаза смотрел на Марину, девушка — на Петра, а тот куда-то очень, очень далеко.

  Глава без героя

Весь день до глубокой ночи они провели вместе. После полуночи мужчины, преодолев отчаянное сопротивление, отправили уставших Марину и Антона спать, а сами верну­лись на берег.

Набережная, несмотря на поздний час, была полна народу. Обычно каждый вечер до глубокой ночи здесь сверкали огни и гремела музыка. Сегодня было непривычно тихо: музыка и разговоры звучали приглушенно. Мужчины спустились к воде, сняли обувь и по колено в воде зашагали в сторону тишины цвета свежей нефти. Нашли дикое безлюдное место, где светили только звезды и луна. Решили искупаться в черной теплой воде, испытывая страх, смешанный с восторгом.

Особенно часто забилось сердце, когда, вынырнув из воды, они потеряли из виду берег. Набежали тучи, заслонили звезды и луну. Сверху и снизу, слева и справа — всюду висела и плескалась недобрая сероватая тьма. «Господи, помилуй!» — выдохнули они, не сговариваясь. И в тот же миг из разрыва облаков вышла яркая луна и пролила мягкий серебристый свет на берег и перламутровую пену волны. Оказалось, заплыли они далековато… Мощными гребками, не теряя берега из виду, поплыли по лунной дорожке к полоске света на берегу.

Наконец ноги коснулись каменистого дна. Снова, не сговариваясь, они одновременно произнесли: «Слава Тебе, Господи!» По скользким камням вскарабкались на берег. Оказывается, течение их отнесло еще дальше от поселка. Минут пять они почти бежали по скрипучей гальке и крупному песку вдоль воды. Разыскали свою одежду и прикрыли наготу. Нехотя вернулись на асфальт набережной.

Солнце воскресенья сильно пронзило воздух и нагрело камни. И после заката влажное тепло густыми слоями стелилось и плавало над поселком. Разогретые зноем листва и цветы наполнили ночь горьковато-сладкими ароматами.