— Ой! — закричал он, тряся рукой. — Ай-ай-ай! Я папе скажу! Я жаловаться буду.
— На что жаловаться, Вова? На собственное упрямство и непослушание?
— Оля, дай я этому ботанику еще добавлю, чтобы не закладывал. За это на зоне знаешь что? Век не отмоешься!
— Ну все, ребята. Видели, как плохо не слушать старших? Я надеюсь, что никто из вас никогда не будет совать пальцы в розетку.
— Не-а, не будем! — закричали дети.
— Пойдем, Вовочка, я твой пальчик подлечу.
— А ты меня не накажешь?
— Ты сам себя наказал. Куда уж больше. Пойдем, я тебя пожалею. Пойдем, бедный мой, раненный мальчик.
Под конец рабочего дня Ольга Владимировна устала. Но при этом сердце согревало чувство не зря прожитого дня. Она помогала собирать детей и вручала их, озорных, шумных и разных — родителям, в основном, мамам и бабушкам. Приятно было слышать, как дети, рассказывая старшим о впечатлениях дня, говорили: « А Оля сказала…», «Сегодня Оля нам прочла…», «Мы с Олей поливали,.. ухаживали…»
Сегодня к ней в детсад зашел Петр. Это иногда случалось. Он в ожидании супруги обычно садился на низенькую скамейку во дворе под кустами бузины и провожал глазами уходящих детей. Иногда и к нему подходили с вопросами, зная, чей он муж.
На этот раз к нему подбежала Ева — черноглазая хохотушка, выдернув ручку из ладони бабушки, замерла перед ним, поджав губки, и сказала:
— А ты чего такой желтый? Тебя йодом, что ли, намазали?
— Да нет, это загар такой.
— А у меня прошлым летом тоже нос облупился.
— Искренне сочувствую.
— Ты не думай, Оля меня все равно любит больше всех.
— Нет, Ева, меня Ольга Васильевна любит больше, потому что я муж.
— …Объелся груш! Она меня сегодня вот сюда поцеловала, — показала она пальчиком на свой лоб. — А тебя Оля целует?
— А как же, конечно. Особенно, когда я ужин приготовлю. А ты умеешь ужин готовить?
— Умею. Сейчас приду домой и мороженое приготовлю. Достану из морозилки и съем.
— Мороженое — это каждый умеет. А ты картошку с грибами жарить умеешь?
— Сейчас бабуле скажу, она купит, и я поджарю.
— Вот иди, приготовь, а завтра принесешь Ольге Васильевне. Она попробует и оценит твою кулинарию. А если понравится, тогда она и тебя будет так же сильно любить, как меня.
— Хорошо. Пока!
Следующим подошел мальчик в очках. Петр не знал его имени. Он показал на забинтованный палец и сурово сказал:
— Коллега, не суйте пальцы в розетку! Током сильно бьет. Испытания показали, что это больно. Поняли?
— Конечно, как не понять, коллега, — кивнул Петр. — Я как раз сидел и думал, где бы найти свежую розетку, чтобы пальцы в нее сунуть. Теперь ни за что не буду.
— Учтите, наука вещь серьезная.
— Действительно. Согласен, — кивнул он мальчику.
— Бай, бай! — Тот размашисто поправил очки на носу и вернулся к читавшей на ходу толстую книгу маме, тоже в очках.
Наконец Ольга завершила раздачу детей и сдала ключи сторожу. Как всегда, спросила:
— Тебя мои воспитанники не утомили?
— Нет, что ты! Они такие потешные. Мне у тебя нравится.
— А я, Петь, с ног валюсь.
— Ну пойдем, доведу тебя до дивана. А, может, пройдемся по «малому кругу»?
— Если только по «малому»…
— А мы пойдем по бульвару под ручку, как голубки, — с улыбкой говорил Петр, предлагая согнутую руку жене. — А люди будут смотреть на нас и думать: «Вот какие хорошие люди идут. Как голубки».
Пройдя прогулочный минимум, они выходили на «большой круг» и, бывало, проходили его не один раз. Ольга забывала про усталость. Рядом с мужем ей было хорошо и спокойно. Она чувствовала себя «тихонько счастливой».
Сегодня Петр во время прогулки задумался. Ольга что-то рассказывала про Вову, а он, кивая, глядел себе под ноги, рассеянно улыбался и молчал. Таким он оставался весь вечер до глубокой ночи. А ночью он лежал с открытыми глазами и наблюдал, как по стене медленно скользят прозрачные тени и лунные блики.
Как из далекой дали к нему приблизилась фигурка мальчика. Детское лицо осветил луч рассеянного света, и Петр узнал. Это был он сам, только маленький. Петя из детсада. Мальчик смущенно улыбался ему, а глаза приглашали к разговору.
— Как тебе, взрослому, живется? — спросил он первым.
— По-разному, Петя. Вместе со мной выросли и мои проблемы.
— А радости выросли?
— Как тебе сказать… Сейчас радуюсь таким мелочам, на которые ты и внимания не обратишь. Вот, например, прошлись с женой, поговорили о том, о сем — вот и радость. Дети вечером дома сидели, занимались учебой. Мы с женой не волновались, где они, с кем? И это радость. Пока здоровы, не болеем. Так, где-то что-то скрипнет, потянет, поноет — это мелочи. Погода сегодня порадовала. На работе все нормально.
— Но это же неинтересно, — воскликнул мальчик. — Неужели меня ожидает эта скука?
— Это не скука, Петя, а тихое счастье, как говорит моя жена. Скука, — это когда на душе холодно. А нам сегодня было тепло. Такие у нас радости.
— А еще что-нибудь хорошее у тебя случается? — чуть не плача спросил мальчик.