Дети света

— Послушай меня, сынок. Болеть будешь тяжело, как родитель. Теми же болезнями. Но ты не ропщи: так надо. На нем много чего было. Он и храмы рушил, и людям приговоры подписывал. Так что ты, сынок, потерпи. Иначе никак. Надо. Зато будете вместе там, — старец поднял руку к небу. — Ты же любишь отца своего?

— Да, батюшка, — прохрипел Иннокентий.

— Вот и потерпи ради любви. И молись за упокой его души, не ленись. Тем и свои болезни ослабишь.

  От ворот кто-то бежал, поднимая пыль. Старец улыбнулся и положил руку на плечо собеседника:

— Сейчас увидишь… Это не женщина, а чудо.

— Ба-а-атюшка! Ми-и-иленький! — голосила Шура на бегу. — Спаси Господи!

— Что, помогло? — спросил старец, пока беглянка, упав перед ним на колени, усмиряла дыхание.

— Ой как помогло, батюшка! Так уж все хорошо стало, прям слов нет.

— Рассказывай, не томи.

— Ну, все теперь у нас, как у людей, — счастливо улыбаясь, ответила женщина. — Вспомнил о нас Господь! Вспомнил. Муж, пока я сюда ездила, всю получку пропил. Мне вместо «здрасьте» в глаз дал, — показала она на синяк под левым глазом. — Детки-проказники у соседей стекла в теплице перебили. Милиционер уже приходил. Соседская корова забор повалила и наш огород вытоптала. Все как положено. Свекровь, дай ей Бог здоровья, на меня с поленом бросилась: где, говорит, тебя носит, шалапутную? Как хорошо-то, батюшка! Спаси Господи, сладкий вы наш!

— Та-а-ак. Что будем делать?

— Помолитесь, батюшка, чтобы Господь терпения в искушениях дал, да побольше. Вот вам с братиками за труды, — поставила она на скамью корзину, накрытую белой наволочкой. — Постное всё, батюшка, постное. А я побежала домой. Там у нас такое!.. Слава Богу!

  Секретарь Ангела

  День политзека

3/4 Камера рассчитана на двадцать зеков, а нас туда напичкали под девяноста. Спим по очереди. Духотища, жара!.. Спичку зажигаешь 3/4 не горит, тухнет: кислорода не хватает. Здоровые молодые парни ломаются 3/4 то в истерику их бросает, то в жуткую тоску. Я сам задыхаюсь, пот течет ручьем, сердце бабахает, будто сейчас наружу вырвется. А Васенька, 3/4 Жора кивнул на соседа по дивану, 3/4 замрет и сидит, как в параличе… Кстати, в эти минуты обращаться к нему было абсолютно бесполезно: ничего не слышит и не видит. Потом говорит: ага, есть, я полез. Ему сразу нары уступают. Котище 3/4 цап тетрадку, и всю ночь пишет, пишет… Потом утром нам зачитывает. Так вся камера, все как один слушали.

3/4 Да-а-а! 3/4 вступил Василий, задумчиво снимая с головы ведро, надетое трехлетним сыном. 3/4 Когда зеки узнали, что мы за веру православную сидим, нам такой авторитет определили, что ты! Даже место воровское для нас освободили. Это у окна, подальше от параши. Причем так: Жора проповедует 3/4 я сплю, просыпаюсь 3/4 моя очередь «глаголом жечь». Спрашиваю, на чем остановился, на грехопадении? Значит, мне про Каина и Авеля вещать и так далее до конца времен.

3/4 Пап, может, чайку попьешь? 3/4 спросила Валя, старшая дочь Василия, качая младенца на объемной груди и раздавая подзатыльники расшалившимся братишкам и сестренкам.

3/4 Ставь чайковского… Растишь их, растишь… Покрепче только там! И моджахедов на кухню загони, а то мешают озвучиванию мысли. 3/4 Василий ткнул Петра в бок локтем, указуя на дочь бородой, как перстом. 3/4 Это она вынесла рукописи. Нам с женой и с дочкой дали одно свидание, так я ей во все карманы, в штаны, за шиворот, в капюшон даже 3/4 всюду тетрадки свои распихал. Ей тогда девять годочков было. И вот что! Это промысел, слышишь! Жену на выходе всю с ног до головы обшмонали, а девчонку не тронули. Вот она и пронесла. Так, Жора, идем Петра Андреича провожать!

3/4 Отец, ты чего это гостя из дому гонишь? 3/4 закричала из кухни супруга Василия. Дверь приоткрылась и оттуда выкатилась гурьба детей. И что примечательно: все как один похожи на Василия, только без бороды. Впрочем, один был уже в бороде: он стянул со стола тряпку и нацепил на уши под самый нос.

3/4 Что вы, Татьяна Ивановна, я уж больше часа вырваться не могу, 3/4 радуется Петр своему нечаянному освобождению, отбиваясь от детских рук, летящих мячей, сверкающих сабель и вороненых маузеров. 3/4 Они меня, как всегда, мемуарами тормознули.

3/4 А я хотела, Петр Андреевич, о вашем творчестве поговорить, — вздохнула всем пышным телом хозяйка, попутно разоружая и загоняя детский сад обратно на кухню.

3/4 Поговорим обязательно, — кивнул Петр, разгребая гору детской обуви в поисках своих сапог. —  Только не когда эти зубры собираются на день политзека.

3/4 Так мы вас ждем с новыми рассказами. Детки, попрощайтесь с гостями.

Из кухни, из детской, из ванной и туалета — выкатилась орава детей и облепила мужчин. Петру показалось, что его одновременно обнимают, целуют, царапают и душат тысячи маленьких обезьянок-бандерлогов. «Каа, на помощь!» — хотелось ему закричать, но по команде мамы дети вдруг отступили и часто замахали руками.

— Слушай, отец-герой, как ты эту ораву содержишь? — удивился Петр, нажимая кнопку в лифте.