Дети света

— О-хо-хо… лучше не спрашивай. Надоело, Петр Андреевич. Если бы не твой пример терпения, я бы, как Родион, бросил бы все и укатил в глушь землю пахать. Знаешь, нутром чувствую, во мне сохарь погибает. Я пока в бегах пребывал, землю полюбил. Там, в степи, она суровая. А у нас добрая. К ней с любовью, да с сыновними руками подступись — она тебе такого нарожает! Может быть, со временем так и сделаю: ферму какую-нибудь устрою.

Приехали в монастырь к самому началу всенощной. Притормозили и открыли двери, чтобы достать икону. По каменной лестнице им навстречу спустились игумен и знакомый иеромонах, заказавший икону. Как раз вовремя.

Икону торжественно внесли в храм и положили на аналой. После прочтения акафиста и окропления святой водой по очереди прикладывались. Когда пришел черед Петра, и он коснулся губами  до мелочей знакомого образа, вдруг понял: отныне это уже не его. Икона жила отдельно. Нет, не чужой она стала! Только перестал он владеть ею. Навсегда утратил свое авторское отношение к ней, как собственному ребенку. Скорей, отныне он сам усыновлен Старцем, который стоял над Святой горой и встречал Господа, сошедшего к нему. Интересное чувство испытал Петр как иконописец, — разрыв душевной связи с иконой и укрепление духовных уз со Святым, на ней изображенным.

На следующий день после обедни пригласили их в лесной скит. Там  игумен рассказал историю обретения денег на ремонт скитского храма и дороги до города. Батюшка привел гостей в лес и показал на часовню.

— Здесь это было. Садитесь на пеньки. Они молитвенные. Мы с братией так решили: каждый имеет в лесу место своего уединения. Это мое. Слева — брата Меркурия. Справа — иеромонаха Никиты. Так вот. Случилось это два года назад. Закончились у нас деньги и еда. То есть совсем пусто. Что делать? Идти с протянутой рукой преподобный Сергий не велит. Решили запереться в храме и три дня и ночи молиться у недавно обретенной иконы благоверного Александра Невского, изображенного в схиме. То есть, получается, что Алексия 3/4 это монашеское имя князя.

После трехдневного бдения все трое сильно ослабли. Вышли из храма на полусогнутых. От слабости аж качало. Игумен удалился в место своего уединения в лес и продолжил свою молитву. Что еще остается, когда нет ни денег, ни хлеба, ни сил? Только молитва. К сердцу подступило отчаяние. Больше всего мучил помысел: «А ну как Господь молитвы не принял? А что если ничего не будет?!» И заплакал монах последними слезами и из последних сил взмолился: «Господи! Не остави!»

Вдруг кусты расступились, и к нему подошел мужчина в сапогах и телогрейке. «Тебе, что ли, деньги понадобились?» — спросил с улыбкой. Игумен от страха остолбенел. Ни слова не сказал. Только четки молча перебирал. Вручил незнакомец чемоданчик и скрылся в густом лесу. В чемоданчике оказались деньги. Много денег. Когда монахи расспросили односельчан, видел ли кто мужчину такой-то внешности, те только плечами пожали: «Откуда в нашей глуши взяться незнакомцу?» Игумен вошел в храм, подошел к образу благоверного князя 3/4 и узнал в нем того мужчину в телогрейке.

— Вот из этих кустов вышел благоверный Александр, — показал рукой игумен. — Сюда подошел. Я сидел на этом пеньке. А вон в те кусты удалился. Так что на его деньги мы тут и храм восстанавливаем, и дорогу проложили. И еще семь строений выстроили. У нас тут теперь маленький монастырек получается.

Они поднялись и пошли к пруду. По скошенному полю худой молодой монах лет двадцати прутиком погонял упитанную корову черно-белой масти. Между свежими срубами монахи вырыли небольшой пруд. Запустили туда карпов. Здесь на скамейках они и расселись.

— Это отец Меркурий. Жил в столице с мамой и папой. Учился в университете. На первом курсе вдруг все бросил и сюда пешком пришел. Так умилительно служит! Мне до него далеко. Это чадо Божие. Любимый сын Отца Небесного.

Игумен присел в кресло, грубо сколоченное из неструганых досок. Показал на поля, на перелески.

— Видите, желтые столбы с крестами? Это мы свои земли оградили. Когда мы их выставляли, тут целая война случилась. Живет здесь один мощный старик из коммунистов. Имя у него Вилен — Владимир Ильич Ленин сокращенно. Наш, так сказать, штатный враг. А как же без них-то?.. Он на меня и с топором бросался, и из ружья стрелял. Да вот незадача. Я-то без четок не хожу. Иисусову молитву, опять же, посильно бубню. Потому ничего у нашего Вилена с моим убиением не ладится. Бросается на меня с топором — и себе по колену рубит. Стреляет — осечка. Или дробь куда-то не туда летит. Единственное, что ему удается, это наши пограничные столбы по ночам валить. Так мы к этому привыкли. Смотришь — утром столбы все стоят. Значит, старик или заболел, или в запое. Мы тогда к нему мать Нину посылаем, чтобы она молока с яичками ему принесла. Врагов-то любить надо. Вилен в нее тайно влюблен. Ее не трогает. Вот она старику наши подношения и передает. Так и живем. Хорошо!