Дети теней

Конечно, с его стороны это было доверие, но мне было непросто выдерживать такое напряжение. Я начинала уставать от роли ангела-хранителя. В душе я была совсем не уверена, что я такая уж замечательная. Но он смотрел на меня с такой надеждой, что мне поневоле приходилось быть отзывчивой и сказочно великодушной. Это стало почти что моей обязанностью.

Но, конечно, мое истинное «я» далеко не всегда совпадало с тем безупречным образом, который нарисовал себе Арильд. Например, он, казалось, напрочь забыл, что я была заодно с Каролиной и помогала ей в ее розыгрыше. Когда я напомнила ему о своем поведении, он вдруг назвал это «преданностью».

– В твоем случае это простительно, – сказал он. – Ты как подруга была абсолютно предана ей, вот и все.

Потеряв Карла, он постепенно начал переносить свои дружеские чувства на меня. Теперь я была его спутницей на прогулках и собеседницей, с которой он делился своими философскими размышлениями. Он все больше и больше отдалялся от Каролины, и это, наверное, должно было ее огорчать. Но и меня это не радовало. Я знала, что никогда не смогу ее заменить. Мои возможности в этом смысле были более чем скромными. Поэтому я не особенно верила в нашу внезапную дружбу.

Но так или иначе, все должно было скоро закончиться.

Возвращалась София!

Для нас это не было неожиданностью. Мы знали, что она может появиться в любой момент. И все же ее телеграмма была как гром с ясного неба. Настроение у всех сразу упало. Несмотря на все печали и огорчения, последние дни были довольно приятными. Теперь же все ходили как в воду опущенные. Даже Леони, узнав, что приезжает София, ответила на это по-своему. Вера сказала, что она сжалась в комочек и с головой спряталась под одеяло.

Обстановка в замке стала тревожной. Вера Торсон не могла здесь больше оставаться. Каролине тоже следовало перебраться к Вещей Сигрид, тем более что она и так каждый день приходила к ней позировать. Но Каролина вдруг заартачилась. Порой она была непростительно наивной. Я догадалась, что она во что бы то ни стало хотела поразить Софию. Просто не могла отказать себе в этом удовольствии. И потом, она считала, что, превратившись в девушку, больше не представляет опасности для Софии, В том смысле, что ни Розильда, ни Леони уже не могли относиться к ней, как раньше.

Это было верно, однако она забыла, что София все же оказалась права в своих подозрениях. Парень или девушка – главное заключалось в том, что в их доме жила обманщица, и не одна! Вряд ли София вслед за Арильдом нашла бы мою «преданность» извинительной. Так что я, по всей видимости, тоже должна была уехать.

Да, Софии в замке никто не был рад, хотя для Леони, возможно, ее приезд был к лучшему. Ее состояние ухудшалось с каждым днем. Это было на нашей совести, но мы ничего не могли сделать. Единственным человеком, который мог бы повлиять на нее, была София.

Леони стала совсем одержимой. Она больше не вставала с постели, отказывалась есть, пила только воду, да и то разве что глоток-другой. Она лежала в кровати неподвижно, уставившись в потолок. Мы по очереди дежурили возле нее, боясь на долгое время оставить ее одну. Но казалось, она нас не замечает. Арильд был единственным, с кем она говорила.

Ни о каком докторе она, разумеется, и слышать не хотела. Но однажды, когда домашний врач был у Амалии, Вера решительно отправила его к Леони.

Сначала она отказывалась его принять, ни о каком серьезном обследовании и речи быть не могло, но все же ему удалось составить некоторое представление, и он сказал, что, возможно, все не так опасно, как кажется. У нее была сильная простуда, которая осложнялась тем, что она не хотела есть и лечиться. Безусловно, она была истощена и очень уязвима. Однако наибольшую тревогу вызывало ее душевное состояние. Врач не брался утверждать, что это психическая болезнь, но и сказать, что она в здравом уме, тоже было нельзя. Во всяком случае сейчас.

Он прописал теплое молоко с медом и оставил микстуру и леденцы от кашля. Мы пытались уговорить Леони принять лекарства, но ничего не вышло. В конце концов Розильда заставила Леони проглотить ложку микстуры, но ее тут же вырвало.

Арильд, как я уже сказала, был единственным, с кем она соглашалась говорить, но эти разговоры вертелись исключительно вокруг Карла. Так же как и мы с Каролиной, он пытался втолковать ей, что никакого Карла нет, и никогда не было. Но в таком случае, торжественно заявляла она, ее тоже никогда не было. Если Карла нет, и ей на этом свете делать нечего.

Теперь она говорила только по-французски. Шведский ей не подходит, сказала она, поскольку всякий, кто говорит по-шведски, – врет. Кроме Карла, разумеется. Если он вернется, она снова перейдет на шведский. Она дошла до того, что обвинила Арильда, будто он ревнует ее к Карлу. А Розильду – в том, что она отняла у нее Карла. Я была лгуньей и плела против нее интриги, потому что якобы хотела, чтобы не она, а Розильда стала моей невесткой. Не осталось ни единого человека, которому она могла бы доверять. Когда мы заходили к ней, она поворачивалась к нам спиной и смотрела в стену.