Дети-тюфяки и дети-катастрофы

– Отстать от меня… Вот она пусть отстанет, – Валентин Егорович мотнул головой в сторону матери.

– Валька! – надрывно запричитала мать. – Да что ж ты такое говоришь-то! Я же всю жизнь на тебя положила, ночей не спала, на две ставки работала, да еще на дом балансы брала…

– А я тебя просил? – спокойно поинтересовался Валька. Мать закусила нижнюю губу, у нее задрожал подбородок.

– Брэйк! – сказала я. – Ты, Валька, иди в другую комнату, там карандаши, фломастеры и прочее. Возьми листы бумаги и нарисуй мне свою семью и свой страшный сон. Запомнил?

– Угу, – усмехнулся Валька. – А зачем?

– Чтоб постичь твою тонкую, неординарную личность. Понял? – Мальчишка удивленно взглянул на меня и поспешно вышел.

– Давайте все с самого начала, – сказала я матери. – Беременность, роды, отношения с невропатологом, чем болел, как учился в начальных классах и так далее.

Из дальнейшей беседы выяснилось следующее.

Валька появился на свет тогда, когда Виктория разменяла четвертый десяток и потеряла всякую надежду на благополучное устройство личной жизни.

– Ты хоть ребеночка роди, – резонно советовала пожилая мать, будущая Валькина бабушка. – Все не одной оставаться. Я ж не вечная. А покудова помогу. Работа у тебя хорошая, бухгалтерская, у меня пенсия, прокормим как-нибудь…

Виктория привыкла прислушиваться к советам матери, да и самой страстно хотелось уже кого-то нянчить. Так что когда примерно через год на свет появился Валька, все окружающие восприняли это событие, как то, что и должно было случиться.

Беременность Виктория отходила для своего возраста неплохо, хотя во второй половине переболела какой-то невразумительной вирусной инфекцией. Валька родился с тугим обвитием пуповиной и закричал не сразу. Впрочем, уже на третий день сосал не хуже других младенцев в палате, а орал так и вовсе громче всех.

В раннем детстве был подвижным, веселым и дурашливым. Лез во все лужи, залезал на все деревья и заборы, в шесть лет на спор с пацанами спрыгнул с высокого гаража и сломал ногу. Быстро и легко обижался, но также легко и отходил, забывая обиды. Набедокурив, просил прощения, но буквально тут же возвращался к прежним проказам. В садик ходил легко и охотно, имел там много приятелей. В год перед школой Виктория много занималась с Валькой, ей хотелось, чтобы он поступил в гимназию. Валька занимался охотно и быстро все схватывал. Но так же быстро и забывал. К тому же день не приходился на день.

– Сегодня он и прочтет все быстро, и сосчитает, и напишет правильно, – сетовала мать. – А назавтра на все то же самое смотрит – и будто в первый раз видит…

В гимназию Вальку не взяли («Там платить надо было, – говорит Виктория. – А я не смогла…»), однако в обычную школу он пошел с удовольствием, умея читать, писать и считать. В первый год все было хорошо, учительница хвалила Вальку, говорила, что он способный и сообразительный, только сильно несобранный и отвлекающийся.

Во втором, и особенно в третьем классе задел, созданный упорством Виктории, кончился, и начались проблемы.

– Правила не хотел учить, на уроках вертелся, словно маслом намазанный, и на переменах носился как оглашенный, – вспоминает мать.

В дневнике и тетрадках стали появляться двойки и замечания. Вместо того чтобы приналечь на учебу, Валька стал «забывать» дневник и домашние задания, врал и выкручивался как в разговорах с учительницей, так и с родителями.

– Представляете, – рассказывает Виктория. – Звонит нам учительница домой. Я на работе, дома, естественно, бабушка. Учительница говорит: я понимаю, вам трудно, дочери сделали тяжелую операцию, все силы семьи уходят туда, но, пожалуйста, обратите внимание на внука, он совсем от рук отбился, переживает за мать, наверное… – У бабушки, естественно, волосы дыбом. Какую операцию?! Кто переживает?! Оказывается, Валька сказал учительнице, что меня увезли на скорой, тут же сделали операцию, и еще неизвестно, выживу я или нет… Естественно, в школе его все жалели… Никому даже в голову не пришло, что можно так врать…