Дети в гараже моего папы

Они ничего не знают, понял Егор. Совсем ничего. Они прожили вчерашний день так же, как тысячи дней до того. Он мечтал, чтобы они ничего не узнали, но вместе с тем что-то было не так. Как будто ждешь у стоматолога, когда тебе удалят зуб, но у врача ломается инструмент, и он говорит прийти завтра. Зуб не вырвали сегодня, но его все равно нужно будет удалить, а боль никуда не денется.

Он сел на химии с Элей. Перед уроком она спросила: «Ну, как ты?», но что-то в ней изменилось. Вчера она смотрела так, будто была готова встать с Егором плечом к плечу, стать частью той короткой цепи людей, которые загораживают папу от беспредела, от тупых обвинений, от всех, жаждущих крови невинного человека. А сегодня – замкнулась, словно что-то себе придумала, переварила и пришла к другому выводу, который Егору не понравится. Интересно, обсуждала ли она с кем-то папу?

Да нормально. Плохо спал сегодня. То есть вообще не спал.

Это игра вдолгую, сказала Эля, доставая из сумки ручку одну за другой и чиркая на последней странице тетрадки в клетку. В двух ручках из трех не было чернил, так что они оставляли на бумаге только вдавленные шрамы, как белые полоски на коже от ножа. Надо готовиться, что все это затянется, понимаешь? Она нашла ручку и выпрямилась. Не месяц и не два, это все может длиться год. Слушай, я просто хочу, чтобы ты знал. Эля взяла паузу. Что бы там ни было, я на твоей стороне.

Ты о чем?

Ну, просто. Если вдруг захочешь поговорить, я послушаю. Но ты только себя не закапывай, ладно?

В каком смысле?

У тебя экзамены сейчас. Надо решить, что делать после девятого класса, нельзя о себе забывать. Маску сначала на себя, потом на всех остальных.

Егор не успел спросить, что она имеет в виду, потому что начался урок, и он провалился в него с благодарностью. Он знал, что это короткая передышка, что скоро его снова швырнут на ринг, но пока у него в запасе целых полчаса на то, чтобы думать про валентность хлора и окислительные способности брома, про вещества и реагенты, про соли и электролиты. А еще внутри него поселилось тугое неуютное чувство: что-то будет. Произойдет такое, что разорвет его на клочки, размажет по полу. Внутри тикали часы, и с каждым тиком внутрь засыпался песок, натягивая кожу, пока не порвется.

Прошло два урока. Никто из учителей ничего у него не спросил, даже не взглянул в его сторону, и так Егор понял, что они знают. На второй перемене Стас взглянул в телефон и цыкнул языком.

– В родительских чатах истерика, – сказал он, и Егор напрягся.

– На тему?

– Ну, сам-то как думаешь?

Слушай, сказал ему Елисей, no pressure. Просто если вдруг захочешь обсудить – мы на твоей стороне. Да, подтвердил Стас, я реально не представляю, что делал бы на твоем месте, это полный пиздец. Если что, сказала Мари, Элина подруга, никто не думает, что ты к этому имеешь какое-то отношение.

Песок бродил по венам, наполняя их, и они вспухали, а он прокладывал себе дорожки дальше и дальше, мешал мышцам сокращаться, колол и резал, создавал преграды под кожей. Во рту тоже был целая горсть песка, а язык распух и высох. Егор сидел здесь, но его тело лежало на раскаленных дюнах в пустыне, и его обметал горячий ветер.

– К чему – «к этому»? – Он хрипел, потому что песок был уже в горле и в легких.

К педофилии, Егор. Мы просто хотим сказать, что все ок, никто не думает, что ты педофил. В смысле, из нас никто так не думает. Мы верим, что ты не знал.

Как такое можно не знать, спросила Саша. Ну, в смысле, понятно, что он, наверное, не у вас дома это проделывал, но все равно – прям совсем никаких красных флагов не было?

– Мой отец – не педофил.

Он произнес это очень четко и твердо. Как-то – он сам не успел понять как – из мягкого «папа» отросло величественное «отец», и Егор решил, что теперь будет называть его именно так даже в своей голове.

– Сорян, – сказала Саша, – я не верю.

– На него просто повесили левое дело. Менты в этой стране не работают, это все знают.

– Да с чего вдруг-то? Твой отец что, оппозиционер? Или на митинги ходил?

– Я ходил, «За честные выборы».

– Да куда ты там ходил, Егор? Ну, серьезно. Ты один раз у метро пять минут постоял и пару постов написал. Вот это ты высказал гражданскую позицию! Ладно, короче, я не буду спорить. Это реально такая мерзость, даже трогать не хочется. Окей, я готова поверить, что ты в глаза долбишься и ничего не заметил. А мама твоя куда смотрела?

Песок его переполнил. Он насыпал тяжесть в сжатые кулаки, особенно в область костяшек. Этого песка будет достаточно, чтобы разбить Саше губы и, может, даже выбить зуб, хотя Егор никогда в жизни никому не выбивал зубы и никого не бил по лицу – точно не девушек. Но Елисей зачем-то встал между ним и Сашей, а Эля вцепилась ему в локоть.