Дети Ванюхина

Году на шестом Милочка спросила сначала маму, а затем перепроверила это же у сестры: может ли она, когда вырастет, «пожениться» на Максике. Обе одинаково заулыбались и ответили отрицательно, но было видно, что вопросом они остались довольны. Недовольна, однако, осталась Милочка: разочарование было сильным и с непонятной для нее причиной: разница в возрасте позволяла ей ухаживать за четырехлетним племянником, во всяком случае, играть в заботу и уход. Поэтому Милочке было обидно, что не разрешают, а хочется…

Учиться ее отдали в ту же 22-ю школу на поселке, что заканчивал Шурка. Таким образом, к восемьдесят седьмому Милочка успешно перешла в третий класс вместе с пришпиленной к фартуку октябрятской звездочкой, чем очень гордилась…

В восемьдесят шестом году, когда ее детям исполнилось шесть лет, Нине повезло. Теперь уже по-настоящему, напрямую, без смутных догадок и изводящих душу мучительных сомнений. Она увидала своего сына Ивана так, как мечтала увидеть. Был август, самый конец его, сухой и необычно теплый для Москвы, почти жаркий.

Она по обыкновению построила свой пеший маршрут так, чтобы не миновать знакомый дом и двор, не рассчитывая на удачу, тоже как обычно. Но на этот раз ошиблась. Ванечка ее, Ванюша, сыночек второй, чуть не сбил ее с ног, выскочив из третьего подъезда с поводком в правой руке.

Первым она увидела Торри Второго, хотя он немало изменился со времени последней встречи. Но, несмотря на облезлую спину с розовыми пятнами, выглядывающими из-под кустиков тигровой шерсти, Торри Второй тянул, как паровоз, стремясь скорее пересечь безынтересную асфальтовую полосу и добраться до земляных запахов, поближе к травянистому дворовому газону. Мальчик только успел вскрикнуть «ой!», и бульдог утащил его дальше. Дальше от нее, от Нины Ванюхиной, от родной матери.

Иван был в коротеньких штанишках и футболочке. Торри тянул так энергично, радуясь совместной с мальчиком прогулке, а Ваня так неуклюже пытался этому сопротивляться, производя кучу неловких движений, что Нина не уловила почти деталей: тонковатой левой ножки, вяловатой левой ручки. Она пыталась всмотреться в лицо сына, но, остолбенев от неожиданности, теперь могла хорошо видеть его лишь со спины. Но и этого было достаточно, чтобы заработал молоточек выше глаз, не как всегда — сильнее, с отдачей в виски, и сразу вслед за этим перепоясало судорогой в тазу и ослабло под коленями. Нина замерла, где стояла, потому что ноги не хотели слушаться и бежать туда, за бульдогом и мальчиком, на газон.

Ее обогнала женщина и пошла впереди. Нине не нужно было ждать, пока она обернется, чтобы всмотреться в ее лицо. Она и так знала, что женщина эта — Ира Лурье, которой она сказала шесть лет назад «да», отдавая навсегда собственного сына, конечно же здорового мальчика, второго из новорожденных близнецов, грудничка двух дней от роду. Кто состоял в этом заговоре против нее и кто был главным: семейство Лурье со своим мертворожденным недоноском, докторша из ВНИИАГа, та, что завотделением, или же ее собственный муж, отец ребенка Александр Ванюхин, вместе с приемной матерью Полиной, — она не знала. Но, стоя на асфальте у третьего подъезда, не в силах освободиться от сковавшей ее на мгновение комы, Нина смогла осознать, что заговор этот против них с Ванечкой без сомнения существует, и незащищенными в нем оказались самые слабые: мать и отнятый у нее сын…

Когда Ирине удалось уже догнать мальчика с собакой и помочь ему справиться с упрямым паровозным непокорством Торри Второго, она внезапно вздрогнула и обернулась. К тому моменту Нина уже справилась с комой, судорога ослабла, под коленями отпустило, молотки поутихли, и удары подо лбом стали почти не слышны. Увидев, как Ирина смотрит в ее сторону, она, не зная еще точно зачем, отвернулась и быстрым шагом пошла вдоль дома, к выходу через арку на Пироговку. Ирина проводила женщину глазами до самой арки, пока та, нырнув туда, вовсе не исчезла из виду. Затем она снова развернулась к своим, но взгляд ее остался задумчивым…

Следующая встреча пришлась только на зиму и получилась сразу после новогодних каникул. Было утро, и Нина специально за домом Лурье не следила, как делала часто в другое время дня. Она просто спешила в поликлинику, чтобы успеть записать Макса к отоларингологу. Журнал самозаписи заполнялся уже к девяти утра, все удобное для посещения время разбиралось загодя, об этом она знала, и надо было успеть.

Самуил Аронович вышагивал так же гордо, как и в прежние годы, ведя за руку Ивана. Они направлялись в школу, куда он ежедневно провожал внука в силу такого семейного распределения обязанностей. В другой руке он держал школьный портфель, самый обычный, коричневого цвета и на одной застежке. В школу они выходили задолго до начала занятий: оставляли запас времени на Ванькину хромоту. Привычный путь пролегал через поликлинический двор — добираться до школы получалось короче и довольно быстро, даже если не спешить.