Дети Ванюшина

Арина Ивановна. Шел бы лучше в спальню, полежал бы с часок, а потом оделся. Надо ведь выйти будет к невесте сегодня.

Ванюшин. Надо… скорее надо… Я только отдохну. (Садится.)

Арина Ивановна. Ну посиди-ка. Огонь велю зажигать. Где Акулина-то? (Выходит в залу и кричит.) Акулина!

Акулина появляется в зале. Арина Ивановна что-то ей говорит. Зал освещается.

Ванюшин. Слезы… много слез… (Видит в руке письмо.) От Алеши… (Подносит письмо близко к глазам.) Не видно… Он после всех узнает…

Арина Ивановна. Уж я и не знаю - в зале люстру зажигать или нет?

Ванюшин. А?

Арина Ивановна. Люстру, говорю, в зале зажигать или нет? Как посоветуешь?

Ванюшин. Люстру? Какую люстру?

Арина Ивановна. В зале. Сам, чай, вчера крючок ввертывал… что уж ты какой забывчивый стал?

Ванюшин. Надо зажигать, зажигать надо…

Арина Ивановна. Акулина, Александр Егорович говорит, надо зажигать.

Акулина. Мне все равно, только я слышала, Константин Александрович говорил Авдотье, что не надо…

Арина Ивановна. Нет, лучше зажечь… торжественнее… Зажги.

Акулина. Как прикажете. (Уходит в зал и зажигает люстру.)

Арина Ивановна. Уж больно у меня на сердце неспокойно, Александр Егорович. И чего затевает - сами не знаем! Худая, желтая она ведь, а понравилась… Просто, как это Алешенька говорил, белены парень объелся.

Ванюшин. Пусть… все равно.

Арина Ивановна. А грех-то какой на душе у него остается. Подумать страшно! Вот говорят, можно было бы выхлопотать в Петербурге, чтоб ему жениться на Леночке… уж лучше на ней, - денег-то все равно не берет.

Ванюшин. Не надо… ничего теперь не надо… Все кончено… Полны ведра слез… Унеси-ка! Пусть несут… Тяжелы эти ведра.

Арина Ивановна. Какие еще там ведра? Поди ляг лучше… И не выйдешь к ним - ничего, скажем - болен.

Ванюшин. Нельзя этого.

Входит Аня с распущенными волосами, в голубом платье, на шее голубая ленточка.

Аня. Мы с Катей уже оделись. Катя хотела надеть серое платье, а я настояла, чтобы голубое. Ведь это лучше, мамаша?

Арина Ивановна. Лучше. Покажись-ка отцу.

Аня подходит.

Ванюшин. Нарядилась? (Ласково и любовно гладит Аню по голове.)

Аня. Что это у вас в руке? Письмо Алеши?

Ванюшин. Да, его.

Аня. Читали?

Ванюшин. Нет еще.

Аня. Хотите, я вам прочту?

Ванюшин. Читай,

Аня (читает). “Дорогой папаша и милая мамаша! Деньги от вас я получил и бесконечно благодарен вам за них. Я ждал меньше… высылайте не так много, с меня достаточно и сорока рублей в месяц. О своей жизни ничего не могу сказать вам нового - все то же, что писал вам в предыдущем письме. Доволен и счастлив, как только может быть счастлив человек. Мои сожители по квартире оказались превосходными людьми: студент бесплатно помогает мне заниматься, а с академиком мы в неделю стали самыми близкими друзьями. Каждый день бегаем в Эрмитаж - так здесь называется картинная галерея - и целые часы проводим у любимых картин. Я кое-что начинаю понимать в живописи, в которой раньше ничего не смыслил. Летом мы все трое думаем жить в деревне под Петербургом и заниматься, заниматься с утра до вечера. Свобода - это первое необходимое условие…”

Ванюшин, рассеянно слушавший до сих пор письмо и погруженный в какие-то свои соображения, как будто бы вдруг пробуждается и встает.

Ванюшин. Пальто мне… шапку!

Аня. Куда вы? В халате?..

Ванюшин (овладев собой и мгновенно сообразив, как ему нужно поступить дальше, чтобы привести в исполнение задуманное). В халате нельзя… надену сюртук.

Аня. Ведь скоро невеста приедет… Куда вы?

Ванюшин. Купить ей - никому не говори - купить ей подарок… медальончик на шею, медальончик. (Уходит в дверь.)

Аня смотрит ему вслед, инстинкт подсказывает ей настроение отца. С этого момента она становится беспокойнее и тревожнее. Идет в зал, возвращается, подходит к двери, в которую вышел отец, и задумывается, взявшись за ручку двери. Арина Ивановна и Клавдия появляются в зале и, разговаривая, входят в гостиную.

Арина Ивановна. Все у нас по-новому. Смотри, как в клубе, в благородном собрании.

Клавдия. Он на себя денег не жалеет.

Арина Ивановна. Говорит, что сама Кукарникова обещалась на свой счет принять обстановку. (Обращаясь к Ане.) Аня, где папаша?

Аня. Одеваться пошел.

Клавдия. И старой рояли нет?

Арина Ивановна. Маленькую купил. Маленькая, а дороже большой стоит: пятьста заплатил. Уж и не знаю, что, Клавденька, будет?

Аня уходит.

Сам-то на все рукой махнул - пусть, говорит, живет своим умом.

Клавдия рассматривает вещи и до всего дотрагивается руками.

Клавдия (щупая обивку стульев). Шелк или штоф. Шелк, должно быть.

Арина Ивановна. Меня с отцом из спальни гонит - наверху поместить хочет, а в спальне своей кабинет сделать. Подумай-ка!

Клавдия. А вы не переходите. Сорок лет жили, всех там родили, да наверх…

Арина Ивановна. Да как не перейдешь? Ходит, дуется, не говорит ни с кем…

Клавдия. Да правда ли, что он велел мне приходить?

Арина Ивановна. Не буду я обманывать. Спрашивала, сказал: пусть приходит, только без своего сахара-лимоновича,- это он мужа твоего так называет.