Дети вечного марта. Книга 1

— Я забыл сказать. Львы не признавали насилия. Категорически. Именно на их плечах тысячи лет держался мир в Алларии. Когда они отказались от власти, центральной провинции и западу удалось сохранить добрососедские отношения. Аллор же вступил в пору бесконечной войны. Люди стали тут товаром вроде скота. Традиции клана, ритуалы и жесткие правила войны разрешают торговлю даже родственниками. Почему я отсоветовал тебе, рассказывать о своих способностях? Мальчик, если случится нужда, клан может продать тебя. Просто взять и продать. Серые лошади не раз продавали родственников.

— Кого?! — вскинулся Шак.

— Меня, например. Тридцать лет назад на наших землях случился страшный неурожай. Прошел град, все поля выбило. И меня продали в клан Черной лошади. Наши кланы заключили в то время краткосрочное перемирие.

— Ты уже тогда был славным воином? — спросил брат.

— Нет. Я ни чем не отличался от других. Но я умел водить.

— Ого! — в два голоса охнули братья.

Водить — это вам — не просто бегать быстрее всех, или рубиться направо, налево. Водить — способность путать следы. Стоял вечером в балке отряд, враги на утро пришли — нет никого. И следа нет. Возвращаются в свою цитадель: ворота настеж, дома порушены, женщины плачут, все мальчики вырезаны. Глядь, а след врагов обрывается за ближним оврагом. Куда идти? Кого искать?

— И заметьте, — Ранг говорил, не поднимая головы, — воевать я был обязан против любого противника.

Ну, это понятно…

— Как? — удивился старший брат. — А если перемирие с нашим кланом нарушено?

— Так оно и случилось. И очень скоро.

— А обратно выкупиться можно? — робко спросил Шак.

— Да, только цена такова, что заплатить ее может не всякий. Мне повезло. Я спас сына вождя, Чегела. Отец во всеуслышание заявил, что исполнит любое желание того, кто вернет мальчика. Я пошел и привел ребенка. Чегел рвал на себе волосы, но взять свои слова назад, не мог. Меня отпустили.

Они вернулись с полдороги. Мать встретила братьев у ворот и сразу увела домой. Только на другой день Шак узнал, что Ранга вместо любимой женщины и новорожденного сына ждало пепелище. Соседки разводили руками и отводили глаза. Дом сгорел дотла. Карагнара чудом осталась жива. В тот вечер ее забрала к себе бабушка.

Шак навсегда запомнил страшное, почерневшее, лицо Ранга. На месте сгоревшего дома тот нашел свой старый нож. Оружие валялось рядом с обгоревшим трупом Кии.

Его жена сияла от радости. Никто не сомневался, что смерть соперницы, ее рук дело. Но совет клана не вмешивался — дело касалось, всего-навсего, женщин.

Косточки младенца он не нашел. Схоронив Киу, дядя еще немного пожил в крепости и исчез. Его искали. Ага. Еще как искали! Только попробуй, найди аллари, который не оставляет следов.

* * *

За пологим холмом открылась деревенька. Точнее — крыши, которые выглядывали из-за тесно подступавших к домам деревьев. Непонятно, если здесь тревожная местность, лес вокруг деревни должны были срубить в первую очередь. Или Чалый все же наврал?

Пассажиры по сторонам не смотрели, а собака уже насторожился, но ждал, посматривая на Шака. Апостол крикнул, потом достал рог и затрубил. Мы же арлекины. Не пристало паяцам подкрадываться к селу, будто они разбойники. Лучше — с шумом, гиком и приплясом. Если получат в лоб, то — просто получат, без подозрений и болезненных дознаваний.

Приехали. Повозки стали под ворота.

Вместо матерого тына их встретила хлипкая жердяная околица. На редких кольях торчали звериные черепа — нечисть пугать. Воротца — чхни — упадут. А у ворот — мужик. Ого-го мужик! В непроходимой бороде и с дубиной. Дорогу перегородил:

— Кто такие?

— Арлекины.

Хозяин околицы стоял думал. Долго так маялся, наматывая клок бороды на палец. Волосат хуже зверя. Над бровями на палец лба, дальше — непроходимая, спутанная куделя. А дубина, между прочим, на отлете подрагивает. Значит, тугая думка — для отвода глаз. Ждет селянин, что арлекины выкинут.

Они так некоторое время постояли, друг на друга поглядели. Шак голову мог дать на отсечение, мужик их пересчитал, да прикинул, что в коробах. Но вот селянин пришел внутри себя к какому-то выводу, отлепился от столбика, якобы запирающего вход в село, и махнул рукой: проходите.

По елани вольготно раскинулась деревенька. В центре дома повыше, поосанистей к окраине, как водится — мельче. В каждом дворе — сараюшки, стайки, баньки, сложенные из матерых бревен. Просочись из лесу сквозь редкую загородку волки, понюхают сытый скотий дух, да с тем и уберутся. Другое дело: не каждый волк рискнет к таким мужикам в гости ходить. Вон собрались, окружили телеги. Мужичье все кондовое, крепкое, заросшее по глаза дремучим волосом. Даже молодые. У многих в руках дубины, или ножи за поясами. Женщины, — платки по брови, — стоят тут же, тихо переговариваются, но держатся вровень. Не погнали их, коль любопытно. Это на юге женщину не то, что на площадь арлекинов смотреть, к окошку не подпустят.