В анфиладе пустых комнат нежилого третьего этажа на пыльном полу остались четкие следы. Совсем недавно отсюда выносили сундуки и бочонки. В одной комнатушке Эд задержался. Шак поторопил, мимоходом объяснив и так очевидное:
— Заволновался синьор хранитель границы, добро перепрятал. Гости мы, конечно, дорогие, однако золото лучше прибрать. Но я не за этим тебя сюда привел. Идем.
Эд покорно двинулся дальше.
— Смотри. — Шак ткнул пальцем в мозаичную фигуру. На стене, над самым полом, — пришлось нагибаться, — был изображен человек. Рядом расположился… расположилась… или расположилось? смешное, карикатурное существо, у которого вместо ног была еще одна пара рук. Морда предка походила и одновременно не походила на человеческое лицо. Но вместе с тем было безоговорочно ясно: перед ними — аллари и его родич. В библиотеке отца, в альбоме, который показывали маленькому непослушному наследнику, такой картинки не было!
Дайрен отодвинул Шака и уткнулся в стену носом, только на язык не пробовал.
— Апостол, ты понимаешь?
— Да, Эдвард, получается, они тоже аллари.
Древнейший, непреложный, заложенный на биологическом уравне, закон гласил: один вид не может подавлять, подчинять, либо проводить политику геноцида по отношению к другому (определенному) виду аллари. Люди же, — наравне с аксолотлями, — были объявлены чуждыми существами, инородцами, выходцами из другого мира, носителями иной сути. Они под действие закона не подпадали. С одной стороны стояли аллари, с другой — люди. Этот антагонизм считался таким же древним, как сама земля.
Эд опустился на пол и обхватил голову руками.
— Ты давно увидел эту картинку?
— Вчера, — отозвался Шак. — Вернулся — суета. По тому, как бурно обрадовалась моему возвращению Бера, как потащила кормить, мыть и укладывать, понял — я не вовремя. Ну, и подглядел. А когда сундуки перетащили в подвал, поднялся сюда. Пелинора нет. Когда вернется, никто не знает, и…
— Я уже вернулся!
Его рыжая светлость занял собой весь дверной проем. Запыленная броня свешивалась по колено. Подбородок подпирал, плетенный из стальных колечек, массивный воротник.
— Вернулся, — повторил, как гвоздь вбил, князь. — И хочу знать, от чего переполох?
— От того! — Дайрен ткнул пальцем в стену. — Ты знал?
— Разумеется. Но повода для паники не нахожу. Все давным-давно сложилось. Наши отношения с людьми прочны, а традиции незыблемы. Нет необходимости, что-либо менять. Открывать глаза людям на их происхождение, — слышишь Эдвард, — вредно! И для нас и для них в одинаковой степени. Они не перестанут размножаться со скоростью лавины, даже если узнают правду. Хуже, они начнут претендовать на полную власть в нашем мире. Шак, — прости, конь, но прими правду, такой, какова она есть, — темен. Ты, Эд, воспитывался в великом доме, и должен знать: политика предполагает примат цели над средствами.
— Ты для оправдания своих целей кидаешь нарушителей границы в яму к медведям?
— А что еще с ними делать? Дрессировать? Воспитывать? Учить? Или запихивать обратно в шлюзы? Я поступаю гуманно, как по отношению к ним, так и к нам, избавляя мир от существ, которые в нем не приживутся, но которому могут сильно навредить.
— Где Александр? — потребовал Эд.
— Ушел патрулировать западный участок. Граница зашевелилась. У меня каждый воин на счету.
— Сашка уже ТВОЙ воин?
— Он сам так решил, — отрезал Влад и вышел из комнаты.
— Что, Эдвард, — подал голос Шак, когда отгремели шаги Пелинора, — опять мы попали? И этот кот спрыгнул?
— Однако, врет синьор хранитель границы, — легко улыбнулся Эд, показав клыки.
— Считаешь, врет?
— Уверен. Зачем иначе князю золото перепрятывать? Зачем его жене сказку сочинять про всяких там голубей: улетел, прилетел.
Жесткие складки на лице Шака начали расправляться. Губы помягчали. Каменная глыба плеч расслабилась.
— Значит, еще покатаемся, Эдди?
— Покатаемся, Шак-бар!
Шак-бар — брат-Шак — редкое древнее именование близкого родства. В клане так клялись друг другу перед боем. В обычной жизни родство не признавалось, только перед лицом смерти.
Эд несся куда-то на неоседланной лошади. В лицо хлестал ветер. Он судорожно ловил, вырывающуюся из рук, уздечку, до боли сжимая скользкий повод кончиками пальцев. Впереди был овраг. Во сне он точно об этом знал. Если не удержать узды, лошадь его сбросит. Он изо всех сил вцепился в полоску кожи. Но его начало стаскивать в сторону. Зацепиться за скользкий потный бок бешеного коня было невозможно. Ко всему, на голову завернуло плащ. Стало душно. Эд умудрился, не потеряв узды, освободить лицо; вдохнул и… проснулся.
В головах горел ночник. Все пространство комнаты заполняли люди. Впереди стоял Влад, за ним воины замкового отряда с топорами наголо.