Дети вечного марта. Книга 2

Тяжелый дух его еще долго преследовал. Саня шел, пролезал, сворачивал, вонь тянулась за ним как хвост. Он останавливался, чистил башмаки, о земляной пол, отряхивал штаны и шел дальше. Только на пятом или шестом повороте стало легче.

Он еще попетлял по катакомбам и остановился на перекрестке подземных дорог. Надо было осмотреться да прикинуть, куда топать дальше. Темнота не помеха. Кот он или не кот? Вон в стене кольцо для факела. На полу под ногами — заступ с истлевшей рукояткой. Саня присмотрелся. Железо проела ржа.

В дальнем углу копошилось семейство мышей.

— Сидите тихо, — сказал им кот.

Зверушки тесно сгрудились и замерли. Еще бы! Они, поди, таких котов отродясь не встречали. Будут потом внукам и правнукам рассказывать, какое чудо в их подвал пожаловало. Жаль, не спросишь, в какой стороне выход.

Над головой стояла гробовая тишина. Саня облизнул палец и выставил перед собой. Из левого коридора тянуло легким сквознячком. Туда кот и направился. Но коридор начал понижаться, пока не превратился в узкий, не протиснешься, лаз. Пришлось ползти, сворачивая наугад, в надежде отыскать струю свежего воздуха.

Зала, в которую вывалился, изрядно уже уставший кот, оказалась сводчатой пещерой. Из потолка вниз свешивались корни деревьев. По обеим стенам были выбиты неглубокие ниши. Саня присмотрелся. Там лежали покойники. Вернее, то, что от них осталось: усохшие до деревянности мумии. Кот пошел вдоль стены. Тут покоились и люди и не люди. Все вперемешку. Те, кто хоронили, разницы между ними не делали. Из чего Саня сообразил, что кладбище очень старое. Не такой он уже был темный, чтобы не знать: раньше и в жизни между ними разница была не большой.

В дальнем конце пещеры провалом зиял выход. Кот обрадовался. Он не боялся усопших. Чего их бояться? Но нарушать покой, тех, кто давно ушел, считал неприличным. Встал на пороге, поклонился мертвым и тихо двинулся, не ведая выйдет ли когда-нибудь на свет.

Накатили тяжелые мысли. Темнота обволакивала. В спину смотрели незрячие глаза потревоженных.

Жили когда-то бок о бок, — думал Саня, — лежат так же. Не сорятся, не ругаются, в нужник друг дружку не бросают. Чисто, чинно. А наверху — срам и грязь. А он туда рвется. Почему? Потому, что живому — жизнь, какая бы она ни была. Не хочешь в вонючем погребе прозябать, построй себе светлый дом, наведи в нем порядок. Посели хороших людей, или не людей, какая разница! Главное, чтобы душевно, чтобы не подличали, не дрались, не убивали друг друга, чтобы не обманывали…

Впереди мреяло. Саня остановился. Мутный свет, перегородивший и так узкий коридор, заколыхался и поплыл в его сторону. Уже совсем близко стало видно, что из мути складывается зыбкое лицо.

Призрак! Мамка про них рассказывала. Они, дескать, сторожат старые кладбища. То-то людишки, которые наверху безобразничают, до захоронения пока не добрались.

Никакого страха Саня не испытывал, скорее, уважительное любопытство. А туман покрутился, повертелся, ухнул даже едва слышно и замер, озадачившись.

Далее произошел известный диалог, в результате которого, выяснилось, что перед призраком кот.

— Так бы сразу и сказал, — обиделся призрак, на непугливого посетителя и умелся, освободив тем самым выход из подземелья.

За ближайшим поворотом явственно потянуло свежим ветром, и Саня вскоре выбрался на склон одного из Варковских холмов. Возвращаться в город, искать справедливости, он не стал. Справедливость была в подземелье, где люди и не люди лежали бок о бок. На поверхности такой не осталось.

Начинали строить люди, а заканчивали, точно, серые, прикинул Саня, озирая анфиладу одинаково скучных комнат, сквозь которую его вели. Стены выровнены, — любой штукатур обзавидуется, — а все одно, с души воротит. Завитушечку бы сюда, резной наличник, тканый коврик на порог, сундучок в угол, глядишь, заиграли бы хоромы. А так — пусто, чисто, мертво.

Он как с самого начала обозвал для себя серых болванами, так и не мог им придумать другого имени. Двигаются как заводные куклы, говорят — точно механизм внутри вертится. Даже подскрипывает. И все — как по писанному. Если спросишь — в ответ молчание.

Позади осталась еще пара комнат. Потом — крутой поворот, дверь, — единственная на всем пути, — и его ввели в широченную залу с низким потолком. Серые остались у двери. Кот протопал к табуретке и, не спросясь, плюхнулся — связанные руки за спиной.

Хозяин залы стоял возле камина. Видел Саня не раз такие открытые печки. Дров уходит втрое, а жару только пока горит. Слов нет — красиво. Сиди рядышком, вино попивай, в огонь смотри. Вон и кресло придвинуто. Только Саня в то кресло не сядет, даже если его сильно попросят. На подлокотниках приспособлены разомкнутые кольца — захваты для рук. Еще одно кольцо, побольше, — для головы. Сиди, стало быть, и не дергайся. Если хозяин насильно захочет Саню в то кресло с табуретки пересадить, получит большой скандал.

Только тут, в зале, кот окончательно уверился, его не на пикник привезли. Разговор, похоже, будет крутой.