— Могу только предполагать. В прошлый Веселый Поход герцогские эмиссары задержали передовые группы на подходах к столице. До праздника оставалось еще довольно много времени. Арлекины там все между собой передрались. Их попросту стравили. Те, кто остался в живых, встретили вторую волну в штыки. В предместье разыгралось целое побоище. Из сорока примерно групп под конец осталось три. Они и представлялись герцогу. Неплохо придумано. Власть, не напрягаясь, избавилась от некоторого количества неудобных граждан. Но вторично такая уловка может не сработать. Арлекины, как и цыгане, имеют свои каналы распространения информации. Думаю, в этот раз нас решили переловить по дороге.
— Мне кажется, ты все усложняешь, Эд. Кому мы так уж мешаем?
— Давай разведем дискуссию! - Вдруг заорал собака. - Кругом посмотри. Сидим в болоте. Куда ни кинься, везде тебя ждут с топором или с петлей. В который раз тебе объяснять!?
Шак не взбрыкнул в ответ, наоборот, успокаивающе, хлопнул друга по плечу. Эд скрючился, уткнувшись лицом в ладони. Длинные белые волосы свесились до земли. Только сейчас Саня сообразил - они оба устали и перепуганы не меньше его, новичка. Хуже - они так же не понимают, что происходит.
Стоит ли тогда вообще идти в герцогский домен? Жили ведь как-то раньше. Обходились без высокого внимания. Что им та награда? Он, Саня, без нее всяко проживет. Тем более, на кону голова. А с другой стороны, такой случай: один раз прорвался, победил, и на пять лет тебе…
— Санька, карту принеси, - скомандовал Апостол. - Надо разобраться, куда нас занесло…
Со стороны, указанной Эдом пустоши, донесся рев боевой трубы. Вроде далеко, а показалось, будто в самое ухо дудят. Даже если их пока не заметили, будут на поляне с минуты на минуту. С противоположной стороны леса отозвалась еще одна труба. Кольцо замыкалось.
Вот когда пригодилось Щаково умение мгновенно запрягать. Пока Саня метался и суетился, пока помогал Цыпе, забраться в телегу, обе лошади уже стояли в хомутах. Апостол прыгнул на облучок, придирчиво осмотрел поклажу, убедился, что все на месте, и тронул. Уставшие кони тем не менее с места взяли в галоп.
Некоторое время повозки двигались по прямой. Опять понеслось над головой смазанное небо. Потом собака начал притормаживать. Шак подъехал так близко, что Саню обдало лошадиным дыханием.
— Бери вправо, - негромко скомандовал Апостол Эду. Телегу свело в обочину. Повозки сравнялись.
— Меняйтесь!
Фасолька мгновенно оказалась рядом с Саней. Прыгнула, охнула и тут же толкнула его:
— Давай быстрее! Давай, кому говорю! Прыгай!!!
Он еще и осознать не успел, а трясся уже за спиной Шака. Тот вывел свою телегу вперед и тихонечко, на предел слышимости речитативом повел:
— Полетели, завертели, на пределе, из кудели, за ветром, за небом, за черным, за белым…
Какая-то песенка, мимоходом подумал кот и, предусмотрительно вцепившись в скобу, обернулся, посмотреть, что делается у товарищей.
Собака на облучке сжался в комок, только глаза да клыки сверкали. Длинные белые волосы полоскались за спиной как крылья. Фасолька стояла на коленях у задка и выдирала из головы цветы. Они у нее там сами по себе росли. Утром расцветут, вечером завянут. Она как-то поведала, мол, если останется неделю без мужика, на следующую - никаких цветочков, а дольше вообще волосы полезут. У дриад все ни как у других. Так вот, эти самые цветочки она из волос и выдирала. И кажется, охала. Больно, должно быть. А как надрала целую пригоршню, бросила на землю. То ли Шак резко повернул, то ли в глазах у кота помутилось, но ровная, убегающая из-под колес дорога, вдруг пропала. Ее стеной заступил частый осиновый подлесок. В такой не то что пройти, руки не просунуть. Еще пригоршня. Осинки заплела совсем уже дикая вьющаяся лиана. А дальше…
Апостол оборвал свой речитатив, охнул и вдруг оглушительно свистнул. Коней и обе повозки сорвало с места. Саня успел заметить, как придорожные кусты слились в серую пелену.
Замутило. Дорога пропала. Они падали вниз, в темноту.
Обе телеги стояли на поляне. Вокруг - дикий лес. Что дикий, сразу видно. Хоть ты только-только очухался, и в глазах еще плавают разноцветные круги, а желудок готов вывернуться наизнанку. Саня покосился. Нет, пока не сблевнул. Солома и рубаха чистые. Лучше бы не шевелился вообще. Замутило с новой силой. Перележал, стараясь дышать глубоко и ровно, а когда отпустило, опять полез осматриваться.
Все кроме Цыпы лежали пластом. Собака и Фасолька в телеге. Шак на траве. Цыпа, согнувшись пополам и кашляя, водила распряженных коней кругами по полянке. У лошадей, как и у нее, подгибались ноги, с боков падали клочья пены. Превозмогая дурноту, Саня полез из телеги.
— Давай, - забрал он поводья у девушки и пошел, стараясь, чтобы не заносило. Один раз чуть не треснулся о бортик телеги. Свернул. Круги в глазах еще плавали, но уже не стаями - по одному. А там и ватная глухота отступила. Мир заполнился лесными голосами и стонами товарищей.