Дети Вечности

Линия метро «Конунга» вынесла их на Луну, в парк Геограда, откуда они перепрыгнули в Новосибирск. И первое, что поразило обоих, – большие группы людей, молча вслушивающихся в речи ораторов, молодых и старых, мужчин и женщин, одинаковых в своем стремлении донести до слушателей свои мысли и переживания. Это были не только члены Всемирного координационного совета, психологи и социологи Академии наук, но и лидеры неформальных и общественных организаций, писатели, известные деятели искусств, актеры, художники и просто люди, почувствовавшие ответственность за жизнь на Земле, как за свою собственную. Видимо, слова Баренца и Грехова, прозвучавшие в передаче всемирного информвидения, не пропали даром. Зерна сомнения в правильности курса «защиты до последнего патрона», посеянные в благодатную почву, взошли и уже давали плоды: люди начали думать, взвешивать свои действия и чувства, и все меньше оставалось таких, кто на появление К-гостей отвечал пальбой или криком страха.

По дороге к дому почти не разговаривали. Настя перестала дрожать и шла задумчиво-рассеянная, опираясь на твердую руку Берестова. На широте Новосибирска стоял полдень, солнечный и тихий, воздух был напоен ароматами начала лета, природа звала отдохнуть, и не хотелось думать ни о чем зловещем, и только лица попадавшихся на пути прохожих заставляли сердце биться в прежнем ритме заботы и тревоги.

Ратибор не стал заходить к Анастасии, а она не стала его приглашать. Оба все понимали без слов.

– Берегись, опер, – тихо сказала девушка на прощание, не отвечая на его поцелуй, – еще не все закончено… и нет уверенности ни в чем. Обещай мне выполнить одну просьбу.

Ратибор посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, чего она хочет, сказал медленно, как Железовский:

– Обещаю.

– Найди Габриэля… где хочешь, но найди. И передай… – Она подумала. – Передай ему, что он ошибается, он – не изгой, ты понял?

– Я понял. – Губы едва двигались, и разжимать их приходилось силой. – Он не изгой. Прощай. – Он повернулся, чтобы уйти, но Анастасия задержала его, положив руку на плечо, повернула лицом к себе.

– Не делай далеко идущих выводов, опер. Может быть, Габриэль на самом деле – дитя вечности, как он однажды выразился, но это мы превратили его в хомозавра, которому не место среди людей. Он одинок сто лет! Одинок, как… Конструктор, а одиночество – худшая из мук не только для любого из нас, но и для него тоже.

Ратибор принудил себя улыбнуться.

– Почти по Маркесу – сто лет одиночества [44].

– Господи, как вы не похожи! – вырвалось у Анастасии. – Иди, Ратибор… и возвращайся.

Ратибор поцеловал ее в ладонь и пошел через лужайку перед домом к оставленному пинассу. Время, отпущенное ему комиссаром, кончалось, и он был почти рад, что прощание оказалось коротким. Буря в душе улеглась, сменившись холодной решимостью и трезвой оценкой своего положения. Настя просила найти Габриэля, он согласился. Она сказала: не делай выводов, – он не стал их делать. Остался пустяк – найти проконсула и выяснить, почему он «дитя вечности», почему он не изгой и что собирается делать дальше.

Забава Боянова пришла к ней в половине десятого, когда по общеинформационной программе новостей «Время» передавали сообщение о заседании Совета безопасности и о реакции Конструктора на решение не применять излучатели квагмы в зоне пояса астероидов.

Настя, одетая в пушистый, подчеркивающий ее стройность халат, молча отступила в сторону, приглашая нежданную гостью в гостиную. Забава, уже коротко подстриженная, еще более похожая на мальчика, тонкая, загорелая, так же молча передала ей сумку с бутылкой шампанского «Амброзия».

Они сели в удобные кресла, выбрав по вкусу форму, и дослушали передачу. Последним по данной теме выступал комиссар-два отдела безопасности Железовский, и Забава даже подалась вперед, будто хотела дотронуться до него. Заметив взгляд Анастасии, председатель СЭКОНа вздохнула, расслабляясь, и грустно улыбнулась:

– Ничего не попишешь, я люблю его.

«Я думаю, мы не ошиблись, «разминировав» «ничейную полосу», – говорил Железовский своим глубоким, потрясающим басом. – Давно пора было сломать стереотипы «священной защиты очага», применяемые нами везде, где ситуация неформальна. Защита отечества – это мера выживания, но она необходима лишь в том случае, когда к нам идут с мечом! А если это просто усталый путник стучится в двери? Странник, заболевший в пути, гость? Задумывались ли вы, почему Конструктор «подремонтировал» Марс? Ведь никто его не просил, он сделал это сам, по своей воле, сообразуясь со своими законами и нормами этики и морали, которые в данном случае оказались почти равными нашим. Значит, взаимопонимание все-таки возможно?»

– Он не прав, – тихо сказала Забава, блестя покрасневшими глазами, – и все же я люблю его. Если все закончится благополучно, он уйдет из отдела. У него хороший дублер – твой Берестов. – Она помолчала. – Никогда не думала, что ты решишься атаковать компьютер, чтобы тот выключил поле.

– Я тоже не думала, – призналась Настя, зябко вздрагивая. – Вы не сердитесь?

Забава покачала головой.