Дети века

Мы уже видели, с какой признательностью было принято первое посещение паном Рожера кондитерской Горцони. С тех пор хозяин этого заведения кланялся низко пану Рожеру, а сын аптекаря, получая дань уважения, не остался к ней равнодушен. Надо знать, что Горцони, несмотря на свое иностранное происхождение, освоился уже с жизнью городка и славился тем, что знал всю подноготную на десять миль в окрестности.

Он даже не имел надобности получать газеты в кондитерской, потому что забавлял гостей хроникой до такой степени исполненной фактов, что вряд ли бы сравнялся с ним любой хроникер. Обыкновенно он останавливался перед посетителем, опирался о свое бюро, складывал ногу на ногу, руки грациозно располагал на животе, и когда раскрывал румяные уста, из них вытекала золотая струя сплетен, словно из рога изобилия. В описываемый именно день он имел счастье пригласить пана Рожера и угостил его газетой, редактированной великолепнейшим образом.

Пан Рожер слушал. Зашла речь о бароне Гельмгольде.

— Я знаю этого галицийского барона, — сказал кондитер, — и слышал от почтмейстерского секретаря, что он уехал в Дрыч и Волчий Брод. А знаете ли вы, кто живет в Дрыче и Волчьем Броде?

— Нет, не знаю.

— В Дрыче, — говорил Горцони, — живет Старостина Горская, какая-то дальняя бабка барона; но это ничего не значит, потому что от этой бабки ему не будет ни малейшей выгоды.

Горцони, улыбаясь, поправил свой костюм.

— Но родная сестра старосты, а следовательно, тоже доводящаяся барону бабкой, моложе первой лет на пятнадцать, панна Забржеская — владелица Волчьего Брода с угодьями. Это богатейшая помещица в целой окрестности, но девица, которой под пятьдесят, и чудачка. Вследствие этого расчеты и происки всего семейства вращаются около Волчьего Брода.

Скальский слушал с вниманием.

— Вы, конечно, не видели панны Забржеской и не слыхали о ней? — спросил Горцони.

— Не помню.

— Но это особа оригинальная в высшей степени. Во-первых, я имел честь видеть ее, и хоть ей под пятьдесят, однако вы не думайте, чтоб это была старуха или дурняшка. В свое время, это, должно быть, была необыкновенная красавица, да и теперь еще очень и очень не дурна собою; она не кажется старой; может быть, немного полная, румяная, зубы прекрасные, осанка аристократическая, одним словом, королева. Имя у нее тоже необыкновенное: Флора! Чего же вам лучше? Богиня цветов! По счастливому стечению обстоятельств, когда все семейство проматывалось, панна Флора получила столько наследства, что состояние ее дошло до чрезвычайных размеров. Конечно, я не считал, но говорят люди, что у нее несколько миллионов злотых.

Рассказ этот начинал сильно занимать пана Рожера.

— А отчего же она не вышла замуж? — спросил Скальский.

— Это-то и остается неразгаданной тайной, потому что за нее сватались даже князья; но гордая панна капризничала, подозревала, что ее брали из-за денег, отказывала и отказывала нарочно резко, и, таким образом, дожила до пятидесяти, а теперь курит сигары, сама управляет имением, и как еще деспотически! А уже о замужестве нет и помышления. Разно говорили, — прибавил шепотом Горцони: — что было даже несколько романов, но это, может быть, выдумки. Верно то, что вряд ли уж пойдет она замуж, а родня около нее вертится, как бес перед заутреней.

Вот все, что рассказал Горцони, но слова эти не упали на бесплодную почву — их пан Рожер принял близко к сердцу.

"Была бы великолепная штука, — подумал он, — если б я мог познакомиться с нею и… Что значит пятидесятилетний возраст? Идалия ведь хочет идти за старика без имени, без образования, а здесь — все. Вопрос только в том: каким образом?.."

Действительно, все смелые замыслы зацепились на этом страшном "каким образом?"

Пан Рожер не обладал пламенным воображением и трудно было ему придумать средства. Вечером он открылся сестре. Хотя он и не признавал превосходства над собой панны Идалии, однако не брезговал этим женским умом.

Панна Идалия внимательно слушала его, покуривая папироску.

— А, — сказала она, подумав, — мысль хороша, но трудна для исполнения. Все прежде употреблявшиеся средства: сломанное колесо, опрокинувшийся экипаж, заблудившийся путешественник — избиты уже донельзя. Романы выдали тайну, никто теперь не поверит ни в какую подобную случайность. Поехать прямо к старой панне невозможно. Но не граничит и Волчий Брод с Пап-ротином? Ведь это, кажется, в той стороне?

Пан Рожер не знал, но немедленно сбегал за инвентарем и планом. Не фатум ли это? Папротинский лес сходится с пущей, принадлежавшей к Волчебродскому имению.

Брат и сестра всплеснули руками. Пан Рожер поцеловал панну Идалию.

— Бога ради, никому ни слова! — шепнул он. — Завтра еду в Папротин, возьму с собою лакея, туалет, экипаж, и в качестве соседа имею полное право представиться в Волчьем Броде.

Скальский радостно потирал руки и с гордостью приподнял голову.

— О судьба, поблагоприятствуй! — воскликнул он. — Отличная была бы штука подцепить подобное наследство у этого голяка барона.

— Но что ж говорят о панне?

Пан Рожер повторил сестре все им слышанное от Горцони.