Дети века

Валек не понял, в чем дело, но, будучи щепетильным, обиделся.

— Что это значит? — спросил он.

— А то значит, что если кто от старой панны получает старый перстень, известный всем на сто миль в округе, необходимо повесить его на шелковом шнурке на шее, а не изобличать себя и не хвастать.

Валек побледнел, быстро снял кольцо и спрятал, но не мог скрыть факта.

— Заклинаю тебя милосердым Богом, чтоб это осталось между нами! — воскликнул он.

— Будь покоен, об этом никто не узнает, но ты должен мне в награду объяснить — каким чертом ты ухитрился? Не верю глазам своим.

— Ничего не могу сказать, но откровенно признаюсь, что так случилось на самом деле, и что болтовней можешь погубить два существа.

— Тсс! Не пускайся в романы, потому что я тебе не верю. Два существа, два влюбленные существа, ха-ха-ха! Словно я не знаю Изы с малолетства и будто не ходил с тобою в школу! Конечно, графиня в атласном платье могла произвести на тебя впечатление, а твоя молодость и смелость повлиять на нее, но чтоб вы оба влюбились — мое почтение!

И пан Богуслав рассмеялся.

— Предоставь это мне, — сказал Валек.

— Очевидно, это не мое дело, — заметил Богунь. — Делай, что хочешь, но так как ты невольно открылся мне, то я считаю обязанностью предостеречь, что если тебя поймает дю Валь или выследит Мамертик, то дело плохо: оба грубияны.

— Перестанем говорить об этом!

— Пожалуй, перестанем.

— Приедет ли барон? — спросил с беспокойством Валек.

— Кажется.

— Один?

— Не могу ручаться. Но зачем тебе барон?

— Мне надобно с ним объясниться, — отвечал Лузинский.

— Будь покоен, я не стану тебя расспрашивать, — сказал Богунь, трепля по плечу приятеля. — Поверь, что от души предлагаю тебе помощь. Не знаю, удачный ли вы сделали, ты и она, выбор, но все же это для нее лучше, нежели завянуть на ветке. Всегда меня возмущала эта неволя, и надобно ее раз навсегда окончить. Однако пойдем пить кофе.

В доме мало-помалу начали просыпаться служащие, прибывшие ночью гости, просыпалась конюшня, и все хозяйничали у Богуня, как в собственном доме. Иные велели подавать кофе по комнатам, другие выходили завтракать во двор, кому-то седлали уже коня, а недалеко слышались выстрелы — должно быть, выпускали вчерашние заряды.

Богунь смотрел на эту ярмарку совершенно равнодушно.

— Куда как скверно иметь плохую память! — сказал он. — Право, не могу припомнить — звал ли я сегодня Люиса и барона обедать и обещались ли они приехать или нет?

И он подозвал усатого человека, который специально заведовал лошадьми в Божьей Вольке.

— Ротмистр, вы оставались вчера до конца?

— До конца.

— Обещал ли дон Люис обедать сегодня у меня со своим гостем?

— Право, не помню, — сказал ротмистр тихим голосом.

— Эх, какая память! Можно ли не заметить подобной вещи?

— А вы?

— Я? — воскликнул Богунь. — Я не могу всего упомнить… Да и для чего здесь все вы? Это Божье наказание.

Богунь отвернулся и вышел.

Валек тоже был рад забраться в свою комнату, отдохнуть немного, одуматься и сочинить какой-нибудь план на будущее. Ему хотелось бы уже уехать в город, но Мамерт велел ему повидаться с бароном, и потому надо было ожидать.

Конечно, в Божьей Вольке было хорошо, но шумное, склонное к ссорам и мало уважавшее Лузинского общество — ему не нравилось. Найдя в своей комнате какую-то книгу, Валек уселся и принялся за чтение или, лучше сказать, смотрел только на страницы, потому что в голове его роились фантазии относительно будущего.

Занятый гостями, лошадьми, завтраком и, кажется, каким-то кредитором, Богунь еще не показывался. Валек собирался уже спуститься в гостиную, как слуга постучался к нему в дверь и сказал, что его ожидают. Лузинский к удивлению нашел на дворе хозяина и барона Гельмгольда, гулявших рука об руку.

Лузинский как знакомый поклонился барону, но на этот раз они взглянули друг другу в глаза с особенным любопытством.

Валек был в смущении. Барон, хотя и умел владеть собою, однако скривился немного при мысли, что судьба посылала ему неподходящего товарища, без титула, без светского образования и простого мещанинишку; но надобно было проглотить пилюлю.

— Вам, господа, — сказал Богунь как-то насмешливо, — вероятно, нужно побеседовать о литературе, не правда ли? Идите же в сад и побеседуйте.

Барон что-то пробормотал, Валек опустил глаза, хозяин вышел, и оба гостя остались наедине. Сперва они молчали, потому что действительно начало разговора представлялось затруднительным.

— Пан Мамерт Клаудзинский желает, чтобы мы с вами условились, — сказал барон.

— А, очень рад, — отвечал Валек.

— Вы знаете мою тайну, точно так же, как и я вашу. Интересы наши одинаковы, и потому нам должно помогать друг другу.

И барон вежливо подал руку. Валек, непривыкший к подобному обращению, бормотал что-то сквозь зубы.

— Я буду свататься за панну Эмму, а вы, кажется, уже сошлись с графиней Изою, — продолжал барон. — Надеюсь, что я при помощи пана Мамерта приведу свое дело в хорошее положение. Итак, нам надобно идти вместе. Какой ваш план?

— Мой план! — прошептал Валек с испугом. — Но… я… я еще не имею никакого, не имел времени обдумать…