Дети Великого Шторма

Злость Эрдана исчезла так же внезапно, как и появилась. Можно было прямо сейчас во всем признаться и расставить все по местам, но почему-то он продолжил игру и сказал:

– За городом. Иди по дороге, пока не увидишь рощицу, а прямо за ней – его дом.

– Он один живет?

– Один, не один… – раздраженно пробормотал Эрдан. – Иди и проверь сам.

«Не один. Со мной живут мыши и целая толпа призраков».

Незнакомец чуть помедлил и неожиданно поклонился. Эрдан обомлел – неужто догадался? Нет, всего лишь запоздало проявил вежливость. А потом парнишка махнул рукой верзиле-матросу и двинулся прочь. «Вот загадка, – подумал бывший мастер-корабел. – Кто он такой? Откуда взялся?» И снова что-то в лице молодого моряка показалось ему смутно знакомым. Но в те дни, когда все навигаторы Империи и впрямь мечтали попасть в школу Эрдана, этот парень ходил пешком под стол.

«Мне нет до него дела, кем бы он ни был…»

Он провел на пристани целый день, позабыв обо всем: сидел, вертя в пальцах давно остывшую трубку, и наблюдал за кораблем.

Цветные паруса встречаются нечасто, и один лишь изумрудный оттенок увеличивает стоимость найма этого фрегата в разы. А если учесть, что фрегат словно создан по канону Сёгэна и пропорции его тела идеальны, сумма и вовсе получается несусветная… За мальчишкой, когда он выучится и станет настоящим навигатором, будут хвостом ходить вельможи с крыльями и без, желая заполучить его вместе с кораблем в свой наемный флот.

Отчего сокровища всегда достаются тем, кто их даже оценить не в силах?..

Солнце клонилось к закату, когда Эрдан отправился домой. Шел он медленно – больное колено ныло уже третий день, предвещая сильный шторм, – да торопиться и не следовало. Тому, кто его дожидался, в первую очередь нужно было научиться терпению.

Миновав рощицу, Эрдан приостановился. Отсюда он мог беспрепятственно разглядывать окрестности, сам оставаясь незамеченным. Что ж, он увидел именно то, что ожидал. У порога его ветхой лачуги сидел давешний моряк – дремал, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги в потрепанных сапогах. Хромая, Эрдан приблизился, и в этот миг парнишка проснулся. Череда забавных гримас сменилась на его лице с быстротой мысли – изумление, осознание собственной ошибки, досада, виноватая улыбка, – а потом он вскочил и поклонился Эрдану во второй раз.

– Я не беру учеников, – сказал бывший корабел и проследовал в дом, захлопнув дверь перед самым носом растерявшегося моряка.

Темнело. Эрдан лежал на старом тюфяке, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи, – там нетерпеливо ходили взад-вперед, потом раздалось приглушенное ругательство… и вскоре все стихло. Только мыши продолжали возиться под полом.

Что ж, по крайней мере, он не стал ломиться в дверь, как это делали другие.

Когда наступила ночь, далекий грохот ознаменовал приближение грозы, а вскоре по крыше застучали крупные капли – сбылось предсказанное его коленом ненастье. Эрдан представил себе, что чувствует моряк там, снаружи: без плаща, в залатанной куртке долго под дождем не высидишь. «Вот и славно, – подумал корабел, засыпая. – Сам уйдет. И избавит меня от необходимости с ним объясняться».

Ему приснился Облачный город. Мальчишка, чтоб его кракены съели, растревожил старую рану: Эрдан увидел всех своих учеников, живых и мертвых, – каждый норовил рассказать и показать, чему научился в школе, только вместо слов у них получалось шипение, как будто на горячую плиту пролили варево. Он то и дело просыпался, вертелся с боку на бок и поминал Меррскую мать, а потому к утру почувствовал себя совершенно разбитым. К тому же, хоть гроза и прошла, колено разболелось еще сильнее.

Он вышел из дома и почему-то не удивился, обнаружив незваного гостя на том же месте и в той же позе. Пройдоха выглядел невыспавшимся и сердитым, но, едва увидев корабела, тотчас придал лицу смиренное выражение.

Странное дело – он каким-то чудом умудрился не промокнуть.

– Я же тебе сказал, что не беру учеников, – скрипуче проговорил Эрдан. – Посмотри на меня!

Он знал, что выглядит не лучшим образом. Седая борода, длинные космы, изношенные ветхие штаны и куртка с чужого плеча – портовый нищий и тот порою бывает опрятнее. Но мальчишку это не смутило, и в его взгляде Эрдан с содроганием различил два чувства, хуже которых и придумать трудно.

Одно – тщательно скрываемое благоговение. Этот глупец был настолько уверен в правоте учителя, что согласился бы вытерпеть что угодно, хотя даже не состоял у него в учениках.

Другое чувство обычно называют железным упрямством.

– Я ухожу, – сухо бросил Эрдан. – Когда вернусь, чтоб тебя здесь не было.