Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода

Вообще во всей журналистике нашей только и можно быть недовольным двумя журналами: «Siecle» и «L’Opinion Nationale». Но они оба, сколько я знаю, уже имеют по авер-исману[551] за выходки против святейшего отца и потому не очень могут храбриться. Притом нельзя не заметить, что и они тоже не лишены патриотизма – только что в них заметна еще некоторая игра крови. Вообще же говоря, журналистика, да и вся литература наша представляют умилительное зрелище: как горячо, например, отзывались они на превосходные речи об императорской политике, произносившиеся недавно нашими государственными мужами при открытии выборов! С каким восторгом перепечатывали они известия о путешествии императорской четы и дифирамбы, по этому случаю произнесенные разными официальными лицами![552]Только «Opinion Nationale» пожалело довольно ядовито, что декорации для триумфальных арок и прочих выражений народного энтузиазма перевозятся из города в город один и те же компанией спекуляторов, составившейся для этого случая! Но «Opinion» не получило за это даже авертисмана: это одно уже доказывает вам, как ничтожны у нас все подобные выходки пред силою правительства, опирающегося на энтузиазм народа… Словом, Франция сознала теперь, что она сильна централизацией и, если позволите выразиться, политическим благонравием. Предания первой революции еще несколько сбивают ее с толку своего грандиозностью; но теперь появляются уже смелые борцы, которые смело топчут в грязь и эти предания. Так, например, вам, без сомнения, уже известна (все благородные книги наши так быстро получаются в России!) недавно вышедшая «История жирондистов» г. Гранье де Кассаньяка, политического редактора «Pays». Невозможно лучше разоблачить всё ничтожество и зверство деятелей революции. Г-н Гюаде, внук известного депутата, старался было возражать, журналы сделали несколько двусмысленных выходок; но против истины стоять невозможно, и книга г. Гранье де Кассаньяка, как слышно, заставила даже г. Ламартина решиться исключить «Историю жирондистов» из полного собрания его сочинений или по крайне мере назвать ее «историческими бреднями», reveries historiques[553].

Вы понимаете, что, находясь на таком хорошем пути, Франция должна всеми силами заботиться, чтобы ничто не могло свернуть ее в сторону. С этой точки зрения итальянское движение давно должно было возбудить ее негодование и противодействие. Но, к несчастию, наше правительство, привыкнув к законности и к беспрекословному исполнению своих справедливых требований, думало, что дело может быть устроено путем здравых внушений и дипломатических переговоров. Вот отчего так много времени потеряно; вот отчего до сих пор, по рыцарскому великодушию, император старается сдерживать негодование Франции против неблагодарных итальянцев.

Еще на днях одна из провинциальных газет получила авертисман за то, что назвала Виктора-Эммануила коронованным разбойником (Bandit couronne), хотя дипломатические отношения наши с Пьемонтом уже прерваны[554]. Мы не могли себе представить, чтобы итальянцы могли ослушаться правительства великой нации, которая уже столько раз давала им чувствовать свою силу; мы хотели действовать на них мерами кротости и благоразумия. Но год испытания прошел, и мы должны были убедиться, что с непокорным народом надо действовать не словами, а оружием. Верно, уж когда дело пошло на вооруженное и гласное восстание, то тут никакие депеши, никакие конференции, никакие дипломатические меры не помогут. Поможет одно: армия. А ежели нет намерения или недостает решимости послать армию, то и говорить ни о чем не стоит: всякие рассуждения, не имеющие за собою определенного плана военных действий, будут забавным пустословием, годным только в качестве материала для каких-нибудь парламентских прений.

Кажется, дело просто. И, однако же, до сих пор мы не видим деятельных мер правительства для укрощения итальянцев. Что же мешает ему? Где препятствия для решительных действий? Где основания для бездействия? Об этом я и намерен объясниться с Европою через «Свисток».