Дети войны

Он плачет и говорит о чем-то ужасном, о том, что живет теперь взаперти и никогда не выйдет наружу. Его горе бездонное, я хочу помочь, но мне плохо, слова превращаются во всхлипы. Все вокруг качается, тает – я так боюсь, что больше не увижу Кори, не найду его даже во сне.

Стены теряют цвет, бушующий снаружи вихрь сокрушает их.

Уносит меня прочь.

11

Впервые я просыпаюсь позже нее. В первый миг мне кажется – на губах вкус крови, но это соль, ее слезы. Она всхлипывает, отчаянно и безутешно, плечи вздрагивают под моими ладонями. Я целую ее, мои слова тают в темноте – почти неслышные и лишенные смысла. С каждым прикосновением и вздохом передаю свою силу, пытаюсь успокоить – но боль вонзилась в сердце Беты слишком глубоко.

Что мне сделать, как помочь ей?

– Все хорошо, – говорю я вновь и вновь. – Я с тобой.

Время наполнено ее слезами, оно тянется, бесконечно долгое, горькое. Я должен помочь. Как я могу помочь? Моя темнота льнет к земле, кружит вокруг нас, качает на своих волнах. Ночь отступает, светлеет небо в разрывах листвы. Рассвет наполняет лес, туманными следами цепляется за ветви.

Всхлипы Беты становятся реже, сердце уже не колотится так быстро. Горе не отпускает ее, но самая острая боль отступила, осталась в ночи.

Я обнимаю Бету, перебираю ее волосы, не спрашиваю ни о чем. Жду, пока к ней вернется голос.

И она говорит:

– Я была в белом сне, но тебя не встретила.

Там, в сновидении, с ней случилось что-то ужасное, а меня не было рядом.

Не было.

Я виноват.

– Расскажи, – прошу я.

Она вздыхает – полувсхлип, полуслово, – я вытираю ее слезы, и она продолжает:

– Там был Кори.

Человек из ее команды, разорванная струна ее души. Сквозь слова Беты я слышу радость, печаль и страх. Они сплелись так крепко, что почти неразделимы теперь.

– Он сказал, – говорит она, – что мы не должны ходить так, в лесу. Что это… ужасная безответственность. Что армия нужна. Что…

Бета замолкает, и я понимаю – она не хочет говорить мне о чем-то. Кори обидел ее, ей плохо, но она не расскажет об этом.

Гнев накрывает меня, мир становится багровым и черным.

– Не надо, не надо, не сердись на него, – просит Бета. Ей страшно.

Я не хочу, чтобы она меня боялась. И не хочу, чтобы она боялась за того, кто ей близок.

Я сильнее гнева. Темнота поглощает его, скрывает в бездонной глубине. Я не забуду – Кори обидел Бету, – но буду спокоен, пока не пойму все.

– Не сердись, ему так плохо, – повторяет Бета. – Его заперли и не выпускают. Я не понимаю, где он, что с ним…

– Мы все узнаем, – обещаю я.

Безответственность – возможно, так и есть. Мир меняется, он прекрасен, но что происходит в нем? Я думаю об этом со вчерашнего дня. Почему звезды, которых мы встретили, поступили не лучше врагов? Должно быть, они не узнали меня, приняли за простого воина. Но это не оправдание. Они предвестники Аянара, нового лидера, почему они не боятся бросить тень на него?

Я должен все узнать, должен понять.

Но не должен нарушать приговор.

Река поет рядом с нами, волшебство струится в ее водах, сияет. Мы идем по берегу, рука Беты в моей руке. Тени все длинней, вечер рядом. Бета пытается забыть печаль, рассказывает о жизни среди врагов, шутит и смеется своим словам. Я расспрашиваю ее, разговор течет легко, как поток рядом с нами. Но мои мысли тяжелые, каждая камнем падает на дно души.

Мое время кончилось, но я жив. Я был уверен, что погибну на войне, но этого не случилось.

Это не может быть случайностью, я должен совершить что-то еще.

Но здесь, в лесу, что я могу сделать?

Безответственность. Все верно.

– Так тяжело было среди них, – говорит Бета. – Мне все казалось таким диким. Нет, я привыкла потом, но я все равно не понимаю, как они могли так жить?

Я крепче сжимаю ее руку и говорю:

– Я восхищаюсь скрытыми.

Бета смеется, но я серьезен.

Жить в духоте и пыли чужих домов и улиц, среди врагов, в паутине их семей, ревности, торговли, ненависти к магии – это подвиг. Мои предвестники, мои звезды совершили его, я горжусь тем, что связан с ними.

Каждый мой предвестник восхищает меня.

Но не Лаэнар. И не предатели из Рощи.

Единственные из всех скрытых, они все время были среди своих, в сплетении волшебства. Несколько поколений трудилось, чтобы создать в Атанге островок настоящей жизни. И все удалось: враги не подозревали, кто среди них, волшебники спокойно оставались в стенах Рощи, пели, готовились к битве.

Там обитали лучшие – и все же часть из них предала меня в самый первый день войны. Предали – и были уничтожены.

Потом я расспрашивал, но до сих пор не понимаю, как могло случиться такое.

«Они хотели остаться у ручья, – так мне сказали. – Не хотели воевать с врагами, хотели просто жить в Роще. Хотели, чтобы она сохранилась, и ради этого готовы были сражаться».

Но Роща не могла сохраниться – она выросла посреди столицы врагов и вместе с ней должна была исчезнуть. Чтобы весь мир преобразился, изменился, стал свободным.

– Роща была прообразом свободного мира. – Я слышу свой голос, я говорю вслух. – И вот что там случилось.