Начало нашего маршрута приходилось на проспект Ленина (так тогда назывался нынешний Пискаревский). Как только грузовик, в кузове которого я сидел, свернул с улицы Куракина в сторону города, мы оказались в узком одностороннем туннеле, только что без крыши. По бокам его на всем протяжении проспекта высились снежные сугробы высотой порядка трех метров, которые образовались в результате расчистки проезжей части вручную. И это притом, что длина проспекта от больницы Мечникова до Невы составляет около трех километров.
Две встречные машины могли разъехаться только на нескольких перекрестках проспекта. К счастью, в силу прямолинейности проспекта он хорошо просматривался на всем протяжении. И проблем разъехаться с другими машинами (их было крайне мало), у водителя нашего грузовика практически не было.
Когда мы въехали на Большеохтинский мост (ныне мост Петра Великого), я засмотрелся на Неву – уже начался ледоход. На некоторых льдинах плыли полувмерзшие в лед трупы красноармейцев, зачастую с оружием в руках! Это были жертвы кровопролитных боев в верховьях Невы в районе Шлиссельбурга при неоднократных попытках прорвать блокаду Ленинграда, тогда, к сожалению, неудачных! Поскольку снять этих несчастных со льдин, чтобы похоронить, видимо, не представлялось возможным, то их траурный путь заканчивался в Финском заливе! Забегая вперед, не могу не сказать, что весной 1943 года наблюдалось и вылавливалось необычно большое количество крупной корюшки, которая, как говорили, и питалась разложившимися трупами утопленников, то есть погибших бойцов!
Далее наш грузовик по немного расчищенным Суворовскому проспекту и Кирочной улице проехал до улицы Радищева и свернул на нее. Недалеко от угла, с левой стороны, и находился гарнизонный склад, на территорию которого мы проехали через охраняемые ворота. За время нашей поездки туда и обратно ни бомбежек, ни артиллерийских обстрелов не было. Очевидно, немцы из-за мощной противовоздушной обороны города опасались летать в дневное время, а артиллерийские снаряды просто не долетали сюда за дальностью расстояния.
Во время одной из последующих поездок за продовольственными пайками я вышел на улицу Радищева, ожидая нагруженную машину. И вдруг увидел, как прямо на меня по узкой улице на полной скорости несется грузовик, причем двигался он зигзагами. Не знаю как, но мне удалось от него увернуться практически из-под колес, а тот тут же врезался в стену ближайшего дома и остановился. Когда я, невредимый, пришел в себя от страха, то увидел, как из кабины вывалился вдрызг пьяный солдат-водитель!
Уже в то время во мне стал проявляться авантюризм, связанный с отсутствием боязни. Видимо, этим я был обязан не только своему юному возрасту, но и выработавшейся привычке к жутким условиям блокады.
Как я уже писал, в блокадном городе нередки были случаи людоедства. Однажды Абрам Соломонович рассказал о жутком случае, произошедшем в их госпитале. В морге больницы Мечникова, который также использовался и госпиталем, у некоторых трупов умерших от ран красноармейцев обнаружили отсутствие частей тела, явно кем-то вырезанных. Наиболее часто следы от вырезанных частей встречались на ляжках и ягодицах.
Под подозрение попадали санитары морга, которых необходимо было поймать с поличными. Поскольку занимались они этим делом ночью, чтобы избежать свидетелей, решено было секретно сформировать небольшое подразделение вооруженных военнослужащих из состава гарнизона госпиталя. Возглавить его пришлось Абраму Соломоновичу, как начальнику штаба и старшему по званию. Он рассказывал, что ему было не по себе: ведь он был капитаном медицинской службы и навыков прицельной стрельбы из револьвера у него не было. В то же время ожидать от людоедов, что они сдадутся без боя, не приходилось!
Та ночь выдалась лунной, а подходить к моргу нужно было незаметно, чтобы санитары через окна не увидели приближения военных. К счастью, дверь в морг оказалась незапертой, и они сумели тихо проникнуть вовнутрь. Света в помещении не было, и его решили не включать, чтобы не стать мишенью для санитаров в случае, если те начнут отстреливаться.
Солдаты, которыми командовал Абрам Соломонович, в том числе и его вестовой Миша Топлишвили, посоветовали ему не лезть на рожон.
В помещении морга (оно до сих пор используется в больнице), как и сейчас, трупы лежали на двухъярусных стеллажах, только тогда они были переполнены.