Дети ворона

Дети ошеломленно смотрели им вслед.

— Ну дела, — наконец дрожащими губами выговорил Шурка.

— Подумаешь, — прошептала Таня. — Не больно надо.

Откашлялась, стуча кулаком по груди, и добавила почти нормальным голосом:

— Ничего, Шурка. В Ленинграде полно птиц. Даже зимой. Не все такие задаваки. Может, мы встретим тех, кто прилетал к нашей кормушке. Уж они нам точно помогут. Даже если у всех птиц Ленинграда придется спросить, мы их спросим! Мы этого Черного Ворона найдем! И папу вернем. Сегодня же! Еще не хватало, чтобы всякие пернатые людьми командовали!.. Пошли!

Глава 5

Из булочной на углу Невского и Караванной Таня с Шуркой вышли преисполненные решимости. Таня несла кирпичик ржаного хлеба. В руках у Шурки была большая белая булка.

Утреннее движение на проспекте схлынуло. Блестели мокрые тротуары. Проглядывало солнце. По ветру быстро неслись сырые облака с рваными краями. На улице видны были только домохозяйки, отправившиеся за покупками.

— Пойдем в сквер перед театром, там всегда много птиц, — предложила Таня.

Шурка помотал головой. Он боялся опять встретить в сквере шпиона в шляпе. Хотя и понимал, что это маловероятно.

— Ладно, — коротко согласилась Таня. Но поняла по-своему. В сквере у парка на скамейках играли в шахматы. Пробегали мимо артисты — в театр, студенты — в библиотеку. Если они с Шуркой собирались разговаривать с птицами, свидетели им были ни к чему.

— А парк у Инженерного замка? — предложила Таня.

Шурка любил этот замок — красноватый, с зеленым шпилем. Он был окружен неглубоким рвом с настоящим подъемным мостом. Построили его сто с лишним лет назад, уже никаких рыцарей нигде и не было. Он не слишком походил на картинки из романов Вальтера Скотта. Но само слово «замок» волновало сердце. Император, который приказал построить этот замок посреди русского города, видно, был мечтателем.

Пошли к Инженерному замку.

Там почему-то всегда было пусто. Было пусто и сейчас.

Голые ветви чернели на фоне голубого весеннего неба. Скамеек в этом парке не было. Не было, стало быть, и старушек, нянек с детьми, шахматистов, влюбленных. Пусты были и дорожки. Прохожие сюда не заходили: бежали мимо, по соседней Садовой, только головы и плечи мелькали за чугунной оградой. Когда-то в этом замке император-мечтатель был убит, и говорили, что его призрак до сих пор кивает из окон по ночам. Может, поэтому люди сторонились замка.

Во всем парке была только одна большая светло-мраморная статуя: император на коне.

Таня и Шурка убедились, что парк им подходит.

Они принялись отщипывать от хлеба и разбрасывать крошки.

Птицы взялись из ниоткуда. И сразу принялись толкаться и драться. Закипела суматоха.

— Товарищи воробьи! Товарищи воробьи! — постарался перекричать их всех Шурка.

Безуспешно.

— Если вы хотите еще, — Таня подняла хлеб над головой, — то вы должны ответить на наши вопросы.

Никто на нее внимания не обратил.

Воробьи прыгали на тоненьких ножках удивительно далеко и без устали. Как на пружинках. Самые храбрые шныряли между ботинок, клюя закатившиеся крошки. И все гомонили.

В ушах звенело, как на большой перемене в школе.

— Прекратите наконец! — крикнул Шурка. — Столько шуму от этой мелюзги!

Воробьи остановились. И снова зачирикали все разом:

— Возмутительно! Видели? Слышали? Обозвал нас мелюзгой! Нахальство! Мы что вам — дети? Между прочим, мы взрослые. У нас у самих дети! Их надо кормить! У нас полно хлопот! Ни секунды покоя! Целый день скачешь, как заводной! Еще тут с вами болтать! Некогда!

— Пожалуйста! — вспомнила о волшебной силе вежливости Таня.

Поздно. Фр-р-р-р-р — и вся воробьиная стая исчезла в ветвях, как будто куст втянул их в себя одним вдохом. Среди веток и сухих прошлогодних листьев невозможно было разглядеть бурых воробьев. Казалось, куст звенит и трещит сам по себе. Только и слышалось возбужденное: «Нет, каково?!», «А он нам…», «А ты что?», «А я ему…», «А он что?»

Таня подошла поближе:

— Товарищи воробьи!

В ответ ей грянул возмущенный звон. В нем удалось расслышать только «нахальство».

— Дураки! — объявила Таня.

И вся стая разом взлетела и скрылась.

— Никогда ни на кого не буду обижаться по пустякам, — поклялся Шурка. — Это ужасно глупо.

— Не знаю, так ли уж я рада, что птицы с нами разговаривают. Прежде воробьи казались мне милыми, — сказала задумчиво Таня.

— Да ну, ерунда! Просто они заняты, — ответил Шурка. — Ой, смотри, там сорока!

Черно-белая сорока, подпрыгивая, прохаживалась у самого памятника. На фоне мокрой земли и ноздреватого серого снега она казалась особенно нарядной — словно ее белые части выстирали и накрахмалили, а по черным прошлись одежной щеткой; длинные перья на крыльях и хвосте отливали то зеленым, то синим.

Шурка и Таня подошли поближе. Тень императорского коня легла на них. Земля в тени была сырой и холодной.

— Посмотри, да она же просто красавица! — не удержалась Таня.

Сорока остановилась, тревожно встряхнула хвостом.

— Сначала кинем ей крошек. Пусть видит, что мы пришли с миром, — предложил Шурка.

— И лучше булку, а не хлеб.