Дети восьмидесятых

Хочу научить ребят видеть себя в окружающей обстановке, легко разбираться в ней, правильно реагировать. Для этого вооружаю «черновиками» поступков. В них удачные и неудачные варианты, подробный анализ с оценкой достоинств и недостатков. Дети должны быть подготовлены. Вроде получается… Они уже сейчас борются с дикостью и атавизмами в себе и с несправедливостью вокруг. У многих моих «выпускников», ныне шестиклассников, есть чёткая нравственная позиция, которую они умело, последовательно и бесстрашно отстаивают. Кое-чему научились и второклассники. И в конце второй четверти они это дружно продемонстрировали.

На урок опоздала — на 20 минут! — Наташа Д. ЧП! У нас даже новенькие перестали опаздывать: поняли, что в коллективе к этому явлению нетерпимое отношение. (Если человек пришел позже по уважительной причине, то он не опоздал, а задержался.) Ребята научились работать. Они почувствовали, что умственный труд очень тяжёлый, требует тишины и сосредоточенности. Все — в работе, но вдруг распахивается дверь, и на пороге возникает некая фигура. Она, фигура, проспавшись, решила осчастливить общество своим появлением. Работа насмарку. Все во гневе.

Наталья — «старушка», ей тем более непростительно опаздывать. Но она несколько дней подряд появлялась перед самым звонком, а сегодня. — пожалуйста! — к середине урока. Бочком протиснулась в дверь. Тишайшим голоском:

— Здравствуйте… Можно войти?..

Только я было собралась разгневаться, как вдруг все встали. Признаться, удивилась… Ребята охотно пояснили:

— Мы Её Величество Д. приветствуем: наконец-то она пожаловала!

Наталья шла на место, еле сдерживая слезы, а её ещё и аплодисментами провожали. Тут уж она разрыдалась. На следующий день пришла в школу первой и больше не опаздывала.

У нас правило никогда не напоминать нарушителю принятых нами норм о его проступке. И здесь то же: резко выразили своё отношение к опозданию (существенно — не к Наташе, а к её опозданию как неуважению всех нас), увидели, что Наталья всё поняла, забыли плохое.

Да, я оказалась не на высоте: недооценила своих детей. Значит, надо поразмыслить, где я от них отстала. Они явно превзошли уровень моих ожиданий. Проанализировать, догнать и перегнать, чтобы возглавить. (Кто кого воспитывает в самом-то деле?! Бывшие мои ученики меня многому научили, многим в себе сегодняшней я обязана им, а теперь моя очередь.)

Я знала, что театральный, игровой код они уже освоили. Но уровень владения им — для меня новость. «Все встали» — неточно. Разница в секундах, но первыми встали ситуационные лидеры (это те, кто берёт на себя разработку ситуации, ведёт за собой других и, сыграв свою роль, уходит в тень), остальные мгновенно их поняли и поддержали. И всё без единого слова.

Ребята хорошо понимают информацию, переданную взглядом, мимикой, жестом, позой. Могут и сами говорить на этом кодовом языке. В его основе — принцип экономии усилий.

Раньше Сережа В. влетал в класс со звонком, сбивал на дороге стул, но не догадывался его поднять. В подобном случае я должна была ловить его за рукав (Серёжу, не стул), много чего говорить, много чего выслушивать («А я чё, я ничё…»), потом подводить к стулу да ещё и уговаривать его поднять. Серёжа поднимал с ворчанием и твёрдой уверенностью в том, что стул упал исключительно из вредности, сам по себе, дабы досадить славному мальчику Серёже. Ныне жизнь моя стала значительно легче и приятнее. Теперь я «вешаю» паузу и удивленно-осуждающе даже не смотрю — взглядываю на Сережу. И он с понимающей улыбкой восстанавливает порядок. Вся процедура занимает какие-то секунды. Налицо экономия энергии, времени, настроения.

Код — одна из основ взаимопонимания. К коду относится и намёк. Ещё год назад мы поставили сценки по стихотворениям А. Барто «Ку-ку!» и «Сильное кино» («Ку-ку», — говорили мальчику одноклассники в ответ на его особо завиральные речи. Во второй сценке мальчик косноязычно пересказывал сестрёнке содержание фильма). Сценки получились очень интересными. Были они у нас в репертуаре три года, и в течение всего этого времени мы их переделывали и совершенствовали: возможности в них заложены большие. Реализовывались эти возможности не только на сцене.

Саша Ш. на перемене что-то втолковывает Алеше Щ.:

— Ну, ты понимаешь, это как вот приделано, а здесь это… ну, как его… ну, которое, понимаешь…

(Разговор сугубо технический, видимо значимый для Саши, увлеченного техникой, но, когда Саша волнуется, он и двух слов связать не может. Шутка, смех хорошо снимают зажатость и выводят Сашу из этого состояния.)

Алёша внимательно слушает, потом тянет одобрительно-иронично:

— Да-a, сильное кино!

Оба смеются. И речь идет свободнее.

Жене М., сообщившему нам, что он не выполнил упражнение, потому что потерял ручку, мы можем сказать: «Ой, ку-ку, ку-ку!» — И всё ясно. И Жене, и всем остальным. Ребята знают: кто хочет делать — ищет возможности, а кто не хочет — оправдания. Любые. Вплоть до «ку-ку». На это и намекнули.