В конце учебного года он вдруг заявил, что дежурить в столовой не будет: «Сами убирайте!» Такой вызов целому коллективу был невозможен еще пару месяцев назад. Раньше он никогда от работы не отказывался. Правда, и не брался сам. Трудовые задания выполнял только под нажимом извне. Но был период колебаний, какое-то движение в лучшую сторону, попытки создавать себя. Теперь мальчик медленно, но неуклонно идёт в другую сторону, и я с отвратительным чувством полного бессилия вижу, что ничего нельзя изменить. Всё возможное сделано. Против меня (и его самого!) грандиозная его лень, полное отсутствие охоты и, главное, привычки к ежедневным трудовым усилиям, мощные домашние тренажеры безнравственного поведения: семью он попросту терроризирует, прикрываясь мамой, как щитом. Любящая мама находит каждому его проступку и объяснение, и оправдание: мамой он умело руководит.
Цель его очередного — не первого! — демарша — проверка границ. Семья подчинилась, а с классом как-то не получается. Статус его в коллективе невысок, демагогические выступления, так хорошо действующие дома, никакого успеха не имеют. Дома можно вдруг заявить:
— У вас нет ко мне педагогического подхода!
И семья забывает про обед. Папа робко:
— Гарик, а какой к тебе нужен подход?
— Вы люди взрослые, умные, книги читаете, вот и подумайте.
И все счастливы: до чего умный ребенок!
Это испытанное средство проверено и на мне.
— С.Л., нет у вас ко мне педагогического подхода, — говорит Гарик с порядочной долей иронии.
— Ну, знаешь! Мы тут все вместе заняты очень важными делами и совершенно не переносим присутствия бездельников. Будь добр, если тебе приспичило, поищи сам педагогический подход ко мне. А то у меня нет ни времени, ни желания заниматься подобной ерундой.
— Я попробую… — с улыбкой говорит Гарик.
— Вот-вот, попробуй.
Потом он искал педагогический подход, а я его критиковала (подход). Гарик смеялся и разводил руками:
— Никак не пойму, какой же подход к вам нужен?
— Ты мальчик взрослый, книги читаешь, вот и подумай. И обрати внимание: почти все ребята такой подход уже нашли.
Тогда мы говорили на одном языке. Но для действия сил у него не хватило. И мальчик выбрал самый лёгкий путь.
«Не буду убирать в столовой» — это разведка боем. Авось пройдёт. В подобные дела я давно уже не вмешиваюсь всерьез. Мы все вместе обсудили ситуацию и дали поручение Жене М. (точнее, он сам его взял) привести «ихнее сиятельство» в чувство. Надо сказать, Женя как-то очень быстро нашёл педагогический подход, без которого так тосковал Гарик. Причём исключительно лаской! Шёл только второй день дежурства, а Гарик уже был объят неукротимым желанием дежурить лучше всех. Он, как лев, кидался на тарелки, ложки и стаканы. Ему по привычке хотели помочь дежурные, но Гарик отважно отстоял своё право на труд.
Ребёнок он во многом симпатичный, но без стержня в характере и абсолютно необразованный нравственно.
Однажды я наблюдала, как он делил кекс на две части. Разрезал — неравные части, одна больше, другая меньше. Отрезал кусочек от большей — опять неравные. Разрезал этот кусочек пополам — нет, опять не то. Словом, кекс он делил долго и сосредоточенно, решил массу стереометрических задач, раскрошил весь кекс и, по-моему, был близок к тому, чтобы разложить его на молекулы и скрупулезно их пересчитать. Но самое простое решение — отдать другому большую часть, а себе взять меньшую — ему и в голову не пришло. Когда я, опасаясь молекулярного анализа, подсказала такой выход, Гарик очень удивился.
Спрашиваю бабушку, которая долгое время воспитывала внука:
— Гарик делится с вами конфетами, зефиром, — словом, чем-то вкусным?
— А как же, конечно! Всегда предложит: «Угощайся, бабуля!»
— И вы берёте, съедаете?
— Ну что вы, как можно! Неужели я у ребёнка возьму?!
В классе хорошо, когда нет посторонних, деловая спокойная обстановка. Разумное, в меру, чередование работы и игры.
Вот рамка одного дня.
Перед началом занятий подлетает Алёша Щ. и просит немедленно сообщить ему, из чего состоят атомы, а из чего — электроны: ему надо одну идею обдумать.
После уроков Серёжа Ш., светлая, умная голова, ведёт за собой на верёвочке машинку и с упоением бибикает: он весь в игре.
Играют, пожалуй, больше, чем в I классе. Тут и коллективные игры, в которые часто включаются все как один, и игры-импровизации, где ребята проявляют большую фантазию и неожиданные способности. Но, пожалуй, всему предпочитают они игрушки-самоделки, играют с которыми самозабвенно.
Их стали раздражать тупое, бессмысленное действие, зряшный, ненужный шум. На перемене мальчик из другого класса бездумно стучит пеналом по батарее. Саша Ш.:
— Ну чего ты стучишь?
— А тебе чё, жалко?
— Да нет, не жалко. Только ты бы себя спросил: «Зачем я стучу?»
— Ну стучу, и всё! Кому какое дело!
— Да ты знаешь, здесь кроме тебя ещё и другие люди есть. Думаешь, им очень хочется слушать твою стукотню?
— А может, мне нравится!
— Нравится — по голове себе постучи.
Перестал.
В классе мы отдыхаем, отходим от неприятностей, которые посыпались на нас со всех сторон.