Дети времени (Дети века)

В душе консула Фредерика, вероятно, пробуждались мучительные воспоминания, внушенные наследственностью; но черт побери эти мечты; он устоит! Иногда он горячился больше, чем следовало. Почему? Разве ему трудно сдержать мечты? Его друг, поручик, правда, нечасто, раздражал его; он говорил мало, но так твердо придерживался своих убеждений, что ничто не могло сдвинуть его. Почему же Фредерик спорил с ним из года в год и так горячился? Как знать: может быть, Фредерик Кольдевин попал в жизни не на ту полочку и теперь старался не остаться на ней один, а пытался поднять за собой и других. Кто знает?

– Я зашел так далеко, что позволю своим двум дочерям выйти замуж, за кого хотят. Teбe восемнадцать лет, и она наполовину помолвлена со штурманом. Что ты скажешь на это? Я ей сказал, что это дело еще подождет. Да она и сама понимает. «Только Виллац Хольмсен и фру Адельгейд из Сегельфосса твои крестные родители, и этого нельзя оставить без внимания», – добавил я. Она поняла и это. «Что же касается меня, то со мной не считайся, и выбирай, кого хочешь!» У Герды еще много времени впереди, ей всего пятнадцатый год. Господи, ведь мы вращаемся в лучшем обществе нашего города и не доставало бы только этого! Например, весь чиновничий мир.– Семья окружного судьи, очень образованная, а у жены племянник прокуратор. Таковы же пастор и таковы же мои коллеги-коммерсанты. Обжившись среди них, испытываешь необыкновенное удовлетворение; я не желаю ничего лучшего, – ничего.

Поручик слушал своего друга, опустив голову, но теперь он поднял глаза и сказал:

– Лучше штурмана!

– Что ты хочешь сказать?

– Скажи Маргарите, – которую ты называешь Теей, – скажи ей от меня: лучше штурмана!

Консул улыбнулся несколько тревожно:

– Тебе желательно, чтобы род Кольдевинов скорее прекратился?

– Дорогой Фредерик, вовсе нет. Мне, быть может, хочется воспрепятствовать этому. Моряк немало переживает на своем веку, он путешествует и видит многое; в конце концов, делается чужим. Подобно военному, в случае войны, он может повыситься. Моряк и солдат не так подчинены повседневности, как чиновники.

Тут консулу пришлось защищать свое мировоззрение.

– Извини, ты сидишь в своем Сегельфоссе и ошибаешься, – сказал он.– Если бы ты шел за своим временем, то знал бы, что многие взгляды изменились с тех пор, как мы были детьми. У нас чиновники стали дворянами. У нас так.

– Гражданские чиновники – это, правда, особый класс. Сын за отцом, поколение за поколением – писцы. Крестьяне по происхождению – они «выбились». А в сущности, они только опускаются, превращаясь из хороших земледельцев и рыбаков в судей и пасторов. Ну, пусть!

По-видимому, есть закон, что чиновник должен родить чиновника. Почему? Посмотри вокруг себя – и при незначительных доходах и медленном движении вперед – чиновничество процветает, приобретает почет, положение, это верно! Но значения, богатства? Сын после отца, поколение за поколением – все одно и то же. Это мировой закон. Сыновья должны становиться чиновниками; дочери должны выходить замуж за чиновника, за доктора или пастора – это все одно. Этот закон не допускает уклонений – это неумолимый закон и называется законом чиновничества. Бывают случаи небольших повышений, иногда ударит гром. Отец начал писцом, сын должен стать тем же; это они называют повышением культуры. Что меня касается, то я с гораздо большим удовольствием разговариваю со своими рабочими, чем с нашими чиновниками. Но вообще я мало с кем разговариваю, – заключил поручик.

– Ты слишком горд, – заметил консул обиженно.– Нам же приходится и продавать, и покупать, и разговаривать, и торговать.