Читаем "Дѣти времени" и другие рассказы из жизни рабочих полностью

— Другой вопрос: почему я не молюсь? Да, я желал бы знать, кто мнѣ скажет и доподлинно доведет, что всѣ эти молитвы и вся церковная служба, тянущаяся по нѣсколько часов, составленная такими же людьми, как и мы с вами, только в ризах, митрах и монашеских клобуках, есть пріятна богу. Быть может, она ему противна, как нам противно что-либо очень сладкое — Аверьянов встал, снова вынул папиросы и опять положил в карман.

Сѣренькая старушка с ужасом взглянула на Аверьянова и, шепча губами: «Господи Іисусе Христе, помилуй нас грѣшных» — пошла куда-то в другое мѣсто.

Агафья Ивановна сидѣла не шевелясь, как бы застывшая, и слѣдила за движеніями Аверьянова. Вѣра Константиновна с широко открытыми глазами, в которых был видѣн один безпредѣльный ужас, не мигая, смотрѣла на Аверьянова.

Аверьянов сѣл теперь на мѣсто ушедшей старушки и заговорил:

— Раз мы признаем, что он Всемогущій, что он Вездѣсущій и Всевѣдущій, сотворившій землю и нас, и все, что мы видим, то может-ли такой властелин нуждаться в наших молитвах, тѣм болѣе лепетѣ нашего ничтожнаго языка, чтоб славил его, и просил у него. Да он на милліоны и милліарды лѣт заранѣе должен знать, кто гдѣ будет жить, в чем нуждаться, и раз он нас сотворил, то должен и дать то, в чем мы нуждаемся. Наши молитвы и пресмыканья только могут вселить отвращенье к нам же, как сильнаго к слабому. Ну, допустим, что он принимал бы наши молитвы, допустим, что онѣ пріятны ему, так это только бы показало, что он такой же самолюбец, как и мы, а раз самолюбец, то и горд, потому что любит, чтоб ему кланялись, так какой же это бог, позвольте вас спросить, — воскликнул Аверьянов, быстро отодвинувшись от стола, разом с табуреткой, точно сторонясь невидимаго бога. только что обрисованнаго им.

Агафья Ивановна с дрожью в голосѣ проговорила, не зная что сказать:

— Не то, не то…

Ее уже страшила мысль, как далеко она зашла в спор и каких непоправимых грѣхов надѣлала этим. Посмотрѣв кругом на молча слушавших дѣвушек, сидѣвших за своими столиками, и на нарах, она не хотѣла уронить своего достоинства и уваженія. Ея мысль усиленно работала, ища отвѣта. И вот спасительная мысль осѣнила ее. Дрожащим и возвышенным голосом она воскликнула:

— За грѣхи, за грѣхи! Мы должны молиться за наши собственный грѣхи и за весь мір!..

Она ободрилась собственными словами, как бы почувствовав почву под ногами; побѣдоносно посмотрѣла на Аверьянова, перевела взгляд на Вѣру Константиновну, и через очки посмотрѣла на окружающих.

Вѣра Константиновна слабо улыбнулась, как утопающій, почувствовавшій почву под ногами.

Слушающія женщины свободно вздохнули, точно камень свалился с груди.

Аверьянов, вынув платок, обтер, немного вспоившее лицо и, придвинув быстро табуретку к столу, проговорил:

— Ну, уважаемыя Агафья Ивановна и Вѣра Константиновна, теперь у нас с вами будет послѣдній рѣпштельный бой, или вѣрнѣе, я вырву у вас послѣднюю доску опоры, на которой вы стоите.

Сказав это, Аверьянов посмотрѣл на них. Какой то безотчетный и безпомощный страх тѣнью проскользнул по их лицам, и застыл в немигающих глазах, устремленных на Аверьянова. Он же, замѣтив это, посдѣшил успокоить их, говоря:

— Но не думайте, что я вырвав вашу подпору не дам вам ничего. Нѣт ничего хуже и ужаснѣй, как ни во что не вѣрить. Теперь-же, — продолжал он, — мы разберем, а вѣрнѣй, так разсортируем, откуда и какіе грѣхи у нас, и кто виноват в этом: виноваты ли мы сами или кто-либо другой, так сказать, найдем корень грѣха, гдѣ он зарождается.

— Трудненько это будет, — замѣтила Агафья Ивановна.

— Да. не легко, — согласился Аверьянов. — Да без труда не вынешь и рыбку из пруда, говорит пословица, и вѣрно, мы затронули такіе вопросы, что голова трещит, — закончил он. — Ну, а теперь начнем, о наибольшем грѣхѣ спрошу я вас сам. Людей вы. Агафья Ивановна, не убивали?

Старушка вздогнула, точно от неожиданнаго укола иголки. Мелкая дрожь пробѣжала по всему ея тѣлу п выступила на руках. Она строго посмотрѣла на Аверьянова, и дрогнувшим голосом проговорила:

— Что вы, что вы, Господь с вами; да я не только человѣка, но и букашку, тварь, и ту страшно жалѣю убить.

— Простите меня, Агафья Ивановна, я не хотѣл вас обидѣть или оскорбить, а так, к слову пришлось, — извинялся Аверьянов.

— Ничего, ничего, — проговорила Агафья Ивановна.

Какая то безотчетная надежда зародилась в ней на хорошее окончаніе всѣх этих потрясающих вопросов в их спорѣ, и она сказала: говорите.

— Теперь спрашивайте вы, а я постараюсь найти начало грѣха, — сказал Аверьянов.

— Об'ясните нам этот грѣх «не укради», как говорит заповѣдь, улыбнувшись сказала Вѣра Константиновна, и добавила: вот порок-то.

— Да, да, да! — послышались голоса с сосѣдних столиков и нар, а красавица Катя проговорила:

— Его послушаешь, или до раю дойдешь или в ад попадешь.

— Ну, такой красавицѣ и в аду не плохо бы было, всѣ тамошніе хозяева ухаживали бы за вами, — сострил Аверьянов.

Взрыв смѣха прокатился по спальнѣ. Между смѣхом вырывались фразы:

— Хороши хозяева, да и поклонники тоже!

Аверьянов же, обратясь к Вѣрѣ Константиновнѣ, сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что побудило к убийству? Рассказ судебного следователя. Секретное следствие
Что побудило к убийству? Рассказ судебного следователя. Секретное следствие

Русский беллетрист Александр Андреевич Шкляревский (1837–1883) принадлежал, по словам В. В. Крестовского, «к тому рабочему классу журнальной литературы, который смело, по всей справедливости, можно окрестить именем литературных каторжников». Всю жизнь Шкляревский вынужден был бороться с нищетой. Он более десяти лет учительствовал, одновременно публикуя статьи в различных газетах и журналах. Человек щедро одаренный талантом, он не достиг ни материальных выгод, ни литературного признания, хотя именно он вправе называться «отцом русского детектива». Известность «русского Габорио» Шкляревский получил в конце 1860-х годов, как автор многочисленных повестей и романов уголовного содержания.В «уголовных» произведениях Шкляревского имя преступника нередко становится известным читателю уже в середине книги. Основное внимание в них уделяется не сыщику и процессу расследования, а переживаниям преступника и причинам, побудившим его к преступлению. В этом плане показателен публикуемый в данном томе роман «Что побудило к убийству?»

Александр Андреевич Шкляревский

Классическая проза ХIX века