– Мама, ты не спи, – снова пробормотал Мики, закрывая глаза. Уснёшь тут! Милика вздохнула и снова уставилась на крохотный, не способный разогнать тьму огонёк. Очень хотелось вновь пощупать гобелены, ощутить под пальцами тёплую пыльную ткань и убедиться, что ничего страшного нет, но вдовствующая императрица не решалась выпустить руку сына. Господи, почему так страшно? Дверь надёжно заперта, они с Мики не одни, с ними семеро здоровых, хорошо вооружённых мужчин, а хозяев – пятеро, из них три женщины. Нет, четыре, если считать графиню Шерце! Старая ведьма не с ней, а с обитателями Вольфзее. Она нарочно их сюда заманила. Почему сломалась карета? Такого никогда не случалось.
В дальнем углу что-то скрипнуло и зашуршало, и Милика едва сдержала крик. Это мыши, обычные мыши. Ничего удивительного, ведь в доме нет кошки. Шорох повторился, и, отвечая ему, раздался тоненький плач. Мики!
Вдовствующая императрица, подхватила сына на руки, и он, не прекращая тихо всхлипывать, вцепился в мать, нечаянно прихватив выпавшую из причёски прядь. На глаза навернулись слёзы, но Милика ободряюще улыбнулась. За гобеленом вновь зашуршало, на окно бросился ветер, заметался огонёк свечи, а ведь вечером было тихо.
Надо было сказать Клаусу, чтобы он поставил под дверью гвардейцев, а может, сходить к нему? И оставить Мики? Да и не знает она, где разместили графа Цигенгофа, дом такой большой, почти замок. Странно, что его отдали слугам, пусть верным и заслуженным, но слугам, которые и читать-то не умеют. И как они справляются вчетвером, ведь зять Берты всё время в лесу?
Свеча сгорела на три четверти, только б успеть зажечь от огарка новую, иначе сидеть им в темноте. Мышь за гобеленом совсем обнаглела, а может, это не мышь, а крыса. Господи, сделай так, чтоб это была просто крыса – большая, серая, злая и нестрашная.
– Милика!
Цигенгоф! Без плаща и шпаги. В руках масляная лампа. Как он вошёл, ведь дверь заперта!
– Милика, какое счастье, что ты одета.
Какое счастье, что он пришёл. Она не вскочила только потому, что держала на руках сына.
– Привет, Цигенбок, – Мики перестал дрожать и слез с материнских колен, – а я тоже не сплю.
– Милика, – на лице Клауса не было привычной улыбки, – вставай. Я возьму Мики и бежим.
– Куда? – Теперь, когда они уже не были одни, она растерялась: – Зачем?
– Потом, – оборвал Цигенгоф, его голос был хриплым, – всё потом.
– Как ты вошёл… Я могла спать.
– Ты не спишь, и правильно делаешь, а вошёл я через дверь. Потайную. В твоей спальне – три двери, и только одна запирается изнутри, – граф взгромоздил Мики на плечи, – не плакать! Всё хорошо, мы играем. Сюда придут и никого не найдут.
– Волки придут? – Мики обхватил руками шею Цигенгофа: – А где ангел?
– Ангел спит, – объяснил Клаус, – ночь, вот он и спит. Милика, давай руку и идём. Нас встретят, но ты не пугайся. Зять Берты – друг, он раньше служил у Руди.
Женщина кивнула, не решаясь разлепить губы. Пальцы Клауса были жёсткими и горячими, он впервые коснулся её не через полу плаща. Огонёк свечи судорожно метнулся, сжался в рыжую искру и погас. Теперь у них осталась лишь лампа Цигенгофа.
– Куда мы идём? – выдавила из себя Милика.
– Для начала подальше отсюда, – бросил Цигенгоф, – и, во имя Господа, скорей!
2
Убийца рассказал всё, что знал. Он бы рассказал и то, чего не знал, но его спасло чувство меры. Рудольф Ротбарт теперь знал не только «кто», но и «за сколько». Остался последний вопрос – «почему?», но ответ на него ничего не изменит. Принц-регент Миттельрайха не Господь Бог, он не вправе прощать врагов своих, даже если это друзья. Бывшие.
Руди глянул на связанного убийцу и невесело усмехнулся:
– Когда ты последний раз был на мессе?
Тот оторопело захлопал глазами, но ответил:
– На прошлой неделе.
– Похвально. – И зачем он с ним говорит? – И что ты думаешь на предмет того, что зуб за зуб, а око за око?
– Ваше высочество, – вздрогнул наёмник, – я… Что угодно вашему высочеству?
– Моему высочеству угодно, чтобы ты прикончил своего хозяина. Я лишил тебя подручных, но помощники тебе понадобятся. Утром я пришлю двоих. Твой «друг» дерётся хуже меня, с него хватит. Ты всё понял?
Капитан Цангер что-то квакнул и кивнул. Он был весьма недурён собой, но сейчас напоминал вытащенного из пруда карпа. Воистину, удивление не красит, как и поражение. Руди Ротбарт неторопливо освободил копыта Нагеля от войлочных торб. Обрадованный конь немедленно принялся рыть землю. Счастливые они, эти лошади, их если и продают, то хозяева, а не родичи и друзья.
– Ваше высочество, – пленник с тревогой смотрел за манипуляциями победителя, но пытался улыбаться, – каковы будут приказания?
– Не можешь без дела?
– Лень до добра не доводит. От неё ржавеет шпага и кончаются деньги. Буду счастлив служить вашему высочеству.
Каков мерзавец! Похоже, волк нашёл подходящего пса. Лет через пять Цангер станет убивать не из страха и не за деньги, а по привычке. Ну а потом, чего доброго, отдаст жизнь за дом Ротбартов.
– После мессы была проповедь? – поинтересовался принц, беря Нагеля под уздцы.
– Да…