Дети всегда правы

— Я не знаю. Я не знаю, где он и чем занимается. Пока я училась в интернате, мы мало виделись. Когда я приезжала домой на выходные, мы пересекались, но не общались. Печально признаться, но мы были по разные стороны баррикад. Я объявила родителям войну и вбила себе в голову, что он присоединился к вражескому лагерю. Снимал все эти ролики для канала под контролем мамаши или вместе с ней в качестве приглашенной звезды. Я решила, что он меня предал, и мы отдалились. У Сэмми было несколько крупных контрактов со спонсорами и море проектов с другими инфлюенсерами — дела шли в гору. Он переехал в Париж, чтобы находиться в гуще событий. Мама тщательно следила за его деятельностью, перечитывала контракты, давала советы. Даже на расстоянии она не отпускала его. Оказавшись в Париже, я позвонила Сэмми. Мы договорились встретиться в кафе. Я тут же поняла, что все кончено. Между нами. Стало трудно разговаривать с ним. Я подумала: он злится, что я бросила семейное дело и наплевала на все. Также мне показалось, что он меня опасается. А ведь мы были так близки. Вы даже не представляете. Мой старший брат. Я обожала его, восхищалась им. Мне стало так грустно. Я думала, что вдали от родителей мы сможем наладить отношения, обрести друг друга, однако все случилось ровно наоборот, и я навсегда его потеряла. — Кимми перевела дыхание и продолжила чуть тише и ниже: — Где-то год назад он все бросил. На самой вершине славы, вот так, в один момент. Он удалил все профили из всех соцсетей. Остались только видео «Веселой переменки», и то лишь потому, что они принадлежат матери. Сэмми переехал, сменил номер телефона — я понятия не имею, где он. Никто не знает. С родителями я тоже не общаюсь. Иногда я пишу отцу, один короткий мейл, чтобы поделиться новостями. Через полчаса он отвечает, волнуется, как я, спрашивает, когда приеду. Спустя столько лет мне иногда кажется, что отец начинает сомневаться. По одному слову, по воспоминаниям между строк я угадываю его сожаление и тоску. Я уже давно не ездила на юг. — Кимми прервалась и оглянулась, будто удивляясь, что до сих пор находится здесь. Вдруг она добавила практически шепотом: — Знаете, моя мать получила все, что хотела. Для целого поколения она навсегда останется Мелани Дрим, матерью Ким и Сэма… Но я не уверена, счастлив ли Сэмми.

Повисшая в воздухе тишина звучала так же напряженно, как и рассказ Кимми.

На ее лице ярость сменилась печалью. Было видно, как под кожей девушки с трудом сдерживаемые эмоции бились, словно электрические разряды.

Клара взглянула на часы. В эту минуту она должна была присутствовать в Судебно-медицинском институте на вскрытии подростка, чье тело нашли накануне после малоубедительной инсценировки самоубийства. В этот раз ей и вправду придется закончить разговор.

— Кимми, мне очень жаль, но я должна идти… Я посмотрю, что можно сделать. Ничего не обещаю, но перезвоню.

Девушка помрачнела.

Она взглянула на протянутые Кларой листок бумаги и ручку, будто только что найденный археологами артефакт, а затем поняла, что ее просят оставить контактную информацию.

Как только двери лифта скрыли длинный силуэт Кимми Диоре, Клара тихо произнесла одну фразу, похожую на откровения, которые будили ее по ночам: «Она приходила сюда за своим братом».

* * *

Выйдя на улицу Бастион, Кимми направилась к ближайшей станции метро. Если повезет, ей удастся взять напрокат электровелосипед. Она повидалась с Кларой Руссель, однако вряд ли смогла ее убедить. Не хватило времени. Надо было рассказать все, начиная с того дня, когда Элиза Фавар привела ее в это стеклянное здание с коридорами-лабиринтами, до самого совершеннолетия, когда Кимми решилась туда вернуться. Она часто задавалась вопросом, почему запомнила эту женщину, в то время как из памяти стерлись лица всех взрослых, которые мягким, полным осторожности голосом опрашивали ее и осматривали тело. Повстречавшись сегодня утром с Кларой, такой маленькой и притягательной, Кимми подумала: может, она запомнила ее, потому что та похожа на ребенка.

Кимми хотелось провести весь день в том кабинете, излить всю ненависть, печаль, вину. Оставить среди этих стен годы поддельного счастья и невыразимых мук.

Но она не смогла подобрать слова.

Когда Кимми пытается вспомнить радостные моменты из детства, она всегда думает о Сэмми. Именно о нем. О старшем брате.

Когда он вечером тайком прокрадывался к ней в комнату, чтобы пожелать «настоящей» спокойной ночи.

Когда рассказывал истории про Скотча, невидимого мальчика, которого он выдумал.

Когда защищал ее, если вдруг Кимми забывала слова или не хотела надевать розовую пачку. Иногда лишь он один мог переубедить ее надеть ненавистный костюм.

Когда оставлял ей самый большой кусок пирога или торта.

Все те игры, которые принадлежали лишь им двоим: не наступать на линии на тротуаре, считать электрические машины, прятать Грязнушку в самых укромных местах, чтобы ее не запихнули в стиральную машину.

Однажды, в то время, когда у Кимми был нервный тик, Сэмми подрался с мальчиком, потому что тот смеялся над ней перед другими учениками.