Дети всегда правы

— Проблема в том, что она вышла из-под контроля. — Сэмми умолк. Его взгляд искал, за что зацепиться. Казалось, парень не знал, как продолжить, очевидно, испытывал огромное давление. — Она всем управляла. Долгое время. Теперь все вышло из-под контроля. Теперь всю мою жизнь показывают в прямом эфире, а я понятия не имею, кто и где этим занимается. Скорее всего, речь идет о какой-нибудь платной платформе. Я не знаю, какой именно, понятия не имею, как эти люди общаются с подписчиками. Что бы я ни делал, куда бы ни пошел — всюду меня снимают. Я спрятался здесь, у себя дома, потому что это единственное место, где нет ловушек. Я все проверил: мебель, стены и кое-какие вещи, которые пришлось оставить. Но я не уверен, что меня не снимают прямо в эту минуту, пока я говорю с вами. Может, вы один из них… У всех, с кем я встречался за последнее время, были скрытые камеры. У всех. Я не верю в вашу честность, однако в моей ситуации выбирать не приходится.

Сантьяго подумал, что настал момент прервать молчание.

— Сэмми, вы можете полностью мне доверять. Я не принадлежу ни к одной организации, на мне нет камер и микрофонов, к тому же я связан медицинской тайной. Это вам понятно?

Сэмми просто кивнул.

— По телефону вы говорили о медсестре из больницы Святой Анны, вы с ней общались… Вы встретились в больнице?

— Это все из-за булочной.

— Угу…

— У них тоже повсюду камеры. Якобы для безопасности, но сегодня не существует системы, которую нельзя взломать. То же самое с транспортом и администрацией. Люди думают, что Национальная комиссия по информационным технологиям и свободам защитит их, но это не так. Хакеры давно опередили ее. Если какая-то компания не продает личные данные, их просто воруют… Два месяца назад я спустился купить круассанов. Я не успел войти в булочную, как тут же на меня повернулась камера, а ее объектив раскрылся, будто собирался проглотить. Не знаю, что произошло. Я сорвался. Помню только крики. Думал: «Кто так орет?» Это было невыносимо. А потом выяснилось, что орал я. Приехала скорая и увезла меня в больницу. Я все рассказал медсестре. Она посоветовала ненадолго остаться в больнице, чтобы прийти в себя. Говорила, надо поспать. И была права. Но я отказался. Они могли меня чем-нибудь накачать, а потом продать ролик.

— Думаете, она к этому причастна?

— Она? Нет, не думаю. Она просто из тех людей, которые отказываются верить в то, что происходит. Не хотят думать, зачем все это нужно. Но среди персонала больницы кто угодно мог это сделать. И я вернулся домой. С тех пор я не выходил.

— Она прописала вам лекарства?

— Успокоительное, но я его не принимал. Боюсь, что таблетки усыпят мою бдительность.

— Покажите мне рецепт, и мы все обсудим. — Сантьяго знал, что наступила его очередь включиться в игру, показать, что он способен слышать пациента, но не вестись на его бред. — Сэмми, я бы хотел вернуться к паре тем, если вы не против, чтобы понять, что с вами сейчас происходит. Все детство вас снимали для канала на «Ютьюбе», которым занималась ваша мать. Затем вы завели собственный канал, дела шли хорошо. Кажется, вы тестировали видеоигры и давали советы начинающим инфлюенсерам, так?

— Да-да. И это тоже.

— А потом вы все разом бросили, несколько лет назад.

— Да.

— Не хотите рассказать?

— Когда я учился в коллеже и лицее, все хотели стать ютьюберами. Большинство учеников мечтали о моей жизни, просили сделать селфи, напрашивались в гости… Конечно, были и те, кто издевался. Шуточки — ничего больше. «Ну что, Сэмми, у тебя не закончилась туалетная бумага?», или: «Кто контролирует твою жизнь, Сэмми, мамочка или „Инстаграм“?», или же: «Сегодня за все платит Сэмми, у него куча бабла». Я быстро понял, что никогда не буду одним из них. Такова цена. Однако в соцсетях я столкнулся с настоящей ненавистью. Мне даже угрожали убийством. Знаете, я держался неплохо. И не поэтому все бросил, как говорят некоторые. Люди хотят верить, будто я впал в депрессию из-за хейтеров или же из-за того, что у Мишу больше подписчиков, чем у меня.

— Что же произошло?

— В прошлом году я встретил одну девушку. Она пила кофе по утрам в том же кафе, что и я. Она была так красива, и, кажется, я ей нравился. Мы начали беседовать, сначала у барной стойки, а потом договорились о встрече. Первый раз я кому-то настолько доверился. Она знала, кто я такой, однако, казалось, это не имело никакого значения. В «Инстаграме» я получал много сообщений в личку от фанаток: фотки, признания в любви, предложения сексуального характера. Я никогда не пользовался своим положением, мне хотелось прожить настоящую жизнь. Однажды вечером мы выпили по несколько бокалов пива, и она пригласила меня к себе. — Его голос дрогнул. Сэмми прочистил горло и продолжил: — Она жила в большой студии. Я только зашел, как вдруг увидел кружки — целую коллекцию на полке… Кружки «Веселой переменки», с нашими с Ким фотографиями. Практически за все годы. И фотка моей матери. Еще у нее были ежедневники, постеры, ручки, пеналы — вся коллекция нашего мерча, выставленная, будто в музее.