Дети заката

В переходе, забитом лотками и киосками, у стены стояла толпа. Плыла мелодия неизвестного инструмента. Музыка словно обрела телесную оболочку, превратившись в стены, в потолок и пол перехода, Но вместе с тем она была не осязаема, смешалась с воздухом. И с каждым вздохом она вливалась в людей, поднимала их над землей. Переход как бы исчез, растворился в музыке, не было слышно ни шарканья ног, не птичьего гомона людей. Ростислав не видел, на чем играли. Впереди и сбоку спины и головы – кругом стояли люди, остановились, так как мимо этих звуков пройти было нельзя. Музыка вошла в Ростислава, как пуля незадачливого киллера. Она остановила, обездвижила. Хотел подойти – ноги не идут, будто деревянные. И Винт рядом на плечо обвис, глаза закрыты, только слезы по щекам бегут. Хотел привести его в чувство, а руки как плети. Закричал, но голоса своего не слышал. Не было голоса – словно рыба на берегу, рот только открывал. И толпа рядом молчит – ни единого слова! А глаза у людей полны то ли безумной тоски, то ли горя-горького – не понять. Сквозь толпу музыканта увидел лишь на мгновение – очелье на русой голове и глаза завораживающие… И показалось на миг, что музыка из его глаз струилась, подобно свету солнечному. Увиделось вдруг, что он и не играл вовсе, просто стоял и смотрел на людей…

Очнулся уже на площади. Винт рядом. Только что-то не так, будто и не Ростислав он, а другой, совершенно новый человек. Винта спросил тогда:

– Что это было?

Только тот глянул на него да глаза опустил:

– Где было?

– Да в переходе! Что за музыкант был? На чем он играл?

– Да не было никого… – А сам взгляд от него отводит, глаза прячет и тащит его к перрону. – Поехали отсюда, Ворон, чем дальше, тем лучше, пока совсем нас здесь не оставили. Дурдом в этой Москве творится.

После этого стал Ростислав замечать за Винтом небольшие странности. Вроде это так, мелочи, но может, за мелочами все и кроется? У самого-то тоже последнее время душа как на горячей сковороде: места себе не находит, музыка в голове звучит. А Винт веселость свою потерял, тоже другим стал, замкнутым. Больше всё думает, словно мысль какая-то неотложная засела.

По мокрой от росы траве кто-то шел и матюгался. «Ищут… Не меня ли? А может, кто другой, не наши?» – Сам же достал пистолет и, сняв предохранитель, притаился. Увидеть врага первым – это уже половина победы. Но над поляной пролетело:

– Босс!!!

Ростислав спрятал пистолет в карман, поднялся, отряхивая куртку.

– Что орете, как недорезанные? Проспали?

Матюги прекратились, и на поляну выскочили два крепыша с АКМами.

– Да всю ночь ищем вас, Ростислав Иваныч. Подмогу даже вызвали – охрану с лесозавода привлекли – скоро здесь будут.

– Спать самим нужно меньше. А что за переполох-то такой? Что случилось?

– Люди какие-то здесь были…

– Какие люди? А егерь где? Как сюда их пропустил?

– Так нет егеря, словно провалился.

– А откуда про людей знаешь? Ты их видел? – обратился к говорившему. – Задержали?

– Нет, их Винт видел. То есть не их, а ее…

– Ну и что?

– Винт повеситься хотел, из петли вытащили.

– Ну, значит допились… Пошли тогда на базу.

– Так ехать надо, босс, до базы далеко… А вы же вроде с гитарой уходили?

– Нет гитары больше, в огонь ушла.

– У богатых свои причуды, – проворчал охранник, закидывая АКМ за плечо. – В огонь, надо же! Она же деньжищ стоит… Коллекционная ведь!

Ростислав глянул на охранника исподлобья:

– Знаешь, почему ты никогда даже начальником охраны не станешь?

Бритый верзила вопросительно вскинул свои рыжие выгоревшие на солнце брови.

– Много говоришь.

Он вышел на край леса, глянул на солнце, ударившее светом в глаза.

– Ну, вот он, луч… Пойду, а что же будет дальше?

– Так там дальше машина, – охранник непонимающе уставился на босса. – Сюда было не проехать.

– Машина, – хмыкнул. – На велосипеды вас скоро пересажу, тупоголовые.

Ростислав нашел Винта у озера. Тот пил, не обращая внимания на суетившихся позади людей. На маленьком столике стояла полупустая бутылка водки и лежало нетронутое яблоко. Никто близко не подходил, зная его характер. А тем более напомнить о произошедшем… Ростислав подошел и налил себе в бокал.

– Что, Саша, крыша поехала? Чудишь?

Винт глянул на Ростислава и снова уставился на воду.

– Уже донесли? Ну, это к лучшему: объяснять меньше. Всё одно, наверное, каюк скоро придет, так лучше самому – не так обидно. Случилось со мной что-то, Ворон, только вот не знаю, что. Жить расхотелось. Тоска петлю мне надела… Сейчас думаю, что и правда крыша съехала.

– Мудрено говоришь, непонятно. Из-за бабы вешаться?

– И про это уже донесли опричники. Только баба ли это была?… Голос женский, а ее саму-то не видел. – Винт налил себе, выпил. – А голос молодой…

– Что она тебе сказала, что на такое решился? Или перебрал?

– Не знаю, Ворон. Она не говорила, плакала.

– Мало ли бабы плачут. Из-за каждой в петлю, по-твоему?

– Да не все просто… Этот плач меня на куски резать стал, по живому… Да ведь не улетел он в никуда, остался, теперь внутри где-то сидит. Сейчас его слышу. Словно отрава! Водкой не залить…

Винт потрогал забинтованное горло, снова потянулся к бутылке.