Младшая дочь от третьей жены, Ведея, очень уж хороша была собой. Глаза глубокие, завораживающие, утонуть в них было можно. На лицо белая, брови тёмные да тонкие. И обходительная с людьми, и ласковая. Но ещё было в ней то, чего у других дочерей не открылось, да ни у кого в родах, так как не слыхал о подобном. Дар был — в сны чужие входить да судьбу во сне рассказывать. Спрашивал Невзор о снах, только не помнила она ничего да смеялась, будто ручеёк по камешкам. Но бывало после снов тех печалилась, слезу видел на щеках при пробуждении. На песке иногда рисовала странные картины, которые и сама понять, наверное, не могла. Только недолго те картины жили, как сны: волной прибрежной их смывало, а в памяти оставались.
Однажды пришла и сказала:
— Отец, наш род спасёт охотник!
Все мужчины в роду были охотниками, поскольку всё время приходилось в лесах жить.
— Как его имя? — спросил Невзор.
— Имени не знаю, но прозвищем Леший.
— Нет у нас такого охотника, дочь.
— Верно, он ещё не родился, — ответила Ведея. — Но через много-много лет он явится на свет, чтобы вывести наш род из небытия.
Тогда Невзор ещё не верил в её вещие сны и пророчества, потому лишь засмеялся добродушно:
— Полно, Ведея! Это у тебя юношеские грёзы…
Дочь потупилась, затем схватила ветку и нарисовала на песке странную птицу в небе и летящего по воздуху человека.
— Это он, летающий охотник!
Волна набежала и слизнула будущее…
Но вот она, легка на помине! Прибежала, у своей берёзы встала, поясок на неё свой повязала да, улыбаясь, шепчет что-то заветное, одной ей ведомое. Дерево заклинает…
Невзор долго смотрел на неё и затаённо дивился. Ведея, кроме снов своих пророческих, обладала даром редкостным, ныне почти утраченным — разговаривать с деревьями. Так-то лес все время мертвым стоит, безмолвным, особенно зимой. Но когда в начале лета зацветает и выбрасывает пыльцу, можно услышать голоса. Множество голосов! И если уметь вслушиваться, то открывается человеку речь деревьев, а они много о чём могут рассказать, ибо корнями врастают в землю, а кронами — в небо.
Поговорила Ведея с берёзой, опустила голову и приблизилась к отцу:
— Завтра люди Судислава здесь будут.
— Я не отдам тебя черному князю, — твердо сказал Невзор. — Ещё хватит сил защитить тебя.
— Не меня защищать тебе нужно — род свой, — ответила Ведея. — Уходить надо на заре, вот с этого самого места.
Младшая дочь не могла знать о совете с волхвом, поэтому Невзор спросил осторожно:
— Ты знаешь, куда нам уходить?
— Знаю, отец. На восход солнца, на утреннюю зарю.
— Но волхв сказал, на закат нам путь.
— На закат идти — значит, в прошлое. А мы там уже были… Не мы, так предки наши… На утреннюю зарю веди род наш, отец.
— Восход мне и самому больше нравится, — признался Невзор. — Да ведь волхв учил, на вечерней заре напоить род зельем и отправляться на закат. С последним лучом солнца врата откроются…
— Они откроются с первым лучом на восходе, — промолвила Ведея. — Послушай меня, отец, и сделай так, как я говорю. Иначе мы никогда не сможем вернуться.
— А нужно ли возвращаться, дочь?
— Если мы никогда не вернемся, Русь лишится будущего.
— Отчего же волхв отправил нас на закат?
— Весь мир сейчас на закат идет, а нам с миром не по пути.
Послушал Невзор Ведею и рано утром, еще до восхода, собрал весь свой род за большим столом.
— Напою вас в последний раз, — сказал, — но не мёдом хмельным, а водой, живой и мёртвой. И пойдем мы на новое место — в ту сторону, где всегда утро.
И подал двуручный ковш старшему сыну. Тот отхлебнул глоток — передал следующему. И прошел ковш по большому кругу, пока вновь не вернулся к нему от младшей Ведеи. Невзору досталось лишь несколько капель, оставшихся на дне, но ему и этого было довольно. С первым солнечным лучом поднялся весь род из-за стола, поклонился на все четыре стороны и направился на утреннюю зарю.
Привыкшие уходить с места на место со всем скарбом, на сей раз пошли налегке, разве что воины обрядились в доспехи и оружие взяли, а женщины — детей на руки да ножи нагрудные. В великом молчании уходили, даже грудники не плакали, ибо после застолья на них напал крепкий сон.
Поднялись они на высокий холм и встали перед восходящим солнцем. И вдруг услышали позади конское ржание и воинственные крики. Обернувшись, Невзор увидел, как черная конница вырвалась из леса и потекла смолой к брошенной людьми деревне.
Вспыхнула соломенная крыша у крайней избы. Запахло дымом, доносимым ветром…
Увидев людей рода Невзора на вершине, всадники развернулись вороным крылом и пошли на приступ. Сам князь вырвался вперёд и уже мчался к Ведее, на скаку раскручивая аркан, однако верёвка зацепилась за сук и чуть не вырвала Судислава из седла. Конь взвился на дыбы, заплясал на месте — Ведея не дрогнула, хотя копыта замельтешили у нее над головой. Князь взмахнул ножом, отсек аркан, привязанный к седлу, и потянулся рукой, чтоб схватить Ведею, но она ускользнула.
— Всё равно ты будешь моей! — крикнул Судислав, бросая коня вперед.