Дети Земли

В простоте душевной Галя рада была и этому скупому поощрению. Но Ольга Александровна, которая также хорошо заметила перемены, происходившие с Беловым, задумалась. Она была не только учёным, но и просто женщиной. И она была готова прозакладывать голову, что ещё секунда, и космический капитан схватил бы Галю в объятия.

Её переполняло какое-то непонятное чувство. Она от души любила Галю. Почему же ей было так горько, что Игорь Никитич смотрит на неё влюблёнными глазами? Может быть, это томительное ощущение — боязнь за его престиж?

«Как он любит эту девочку! — думала она, с грустью глядя на своего пожилого друга. — Бедный Игорь Никитич, как ему должно быть тяжело!»

Когда до сознания Максима наконец дошёл смысл Галиного предложения, он загорелся, как порох:

— Скорей одевайся, полезем сейчас же!

Но Та, Что Грезит, не спешила.

— Одеться-то я оденусь, но лезть мы сегодня не будем, заявила она категорически.

— Почему?

— Потому, что ты уже один раз сорвался. На сегодня довольно. Отдохни, приди в себя, соберись с силами. А пока давай потренируемся.

Тренировка проходила неудачно. Чем Галя и Максим ни пытались связать себе ступни — верёвками, жгутами материи, резиной, проволокой, — всё становилось хрупким, как тончайшее стекло, едва попадало в холод космического пространства. Устроить электрический обогрев креплений никак не удавалось.

После многих попыток Белов предложил сделать крепления нужной формы из очень толстой медной шины. Медная полоса была согнута в виде восьмёрки, в отверстия которой можно было просунуть ноги перед самым подъёмом.

Дело сразу пошло на лад. Действуя коленями как рычагами и используя петли медного бандажа как опоры, Максим мог крепко и нежно защемлять трос между ступнями, обутыми в прорезиненную эластичную ткань скафандра. Галя училась лазать на втором тросе. Оба вернулись в кабину измученные, но довольные.

В последующие дни они продолжали тренировку. Ольга Александровна каждый раз после их возвращения массировала им руки и ноги.

Максим нервничал, торопил Белова с решительной попыткой достичь корабля. Но Игорь Никитич откладывал её со дня на день. За это время здоровье Маши значительно улучшилось. Несколько дней у неё был жар, вызванный воспалённым состоянием раны. Но вскоре температура спала, и Маша вступила в тот счастливый период выздоровления, когда человек, уже переставший страдать, окружён ещё особой заботой близких, не утративших страха перед невозвратимой потерей.

Всё свободное от тренировки время Максим просиживал у койки больной, с насаждением читал ей вслух, оправлял подушки, подавал лекарства и выполнял тысячи мелких капризов своего божка. Ольга Александровна, пряча улыбку, уверяла, что майор Медведев — прирождённая сиделка и что только теперь он нашёл своё настоящее призвание.

Но, подсмеиваясь над Максимом, Ольга Александровна в душе немножко ему завидовала. Она понимала, какое редкое счастье выпало на долю молодого человека: ухаживать за неопасно больной любимой девушкой в пору расцветающей нежной и чистой любви, когда нечаянный взгляд жжёт, как огонь, а возможность поцелуя не вмещается в сознание.

Маша принимала поклонение Максима как нечто само собой разумеющееся и снисходительно разрешала ему оказывать себе мелкие услуги. Её благосклонность дошла до того, что она при всех взяла обратно слова о летающем медведе и сказала, что виновата во всём сама: не успела отскочить и подставила себя под удар «этой туши».

И хотя четыре человека были свидетелями, как Капитанская дочка с воплем бросилась к тросу, готовая на одну себя принять всю тяжесть падавшего Максима, никто не внёс поправки в её изложение событий. Все знали: если бы Максим даже и узнал имя своей главной спасительницы, то его отношение к ней уже не могло бы измениться к лучшему.

Однажды, когда хорошо отмассированные и выспавшиеся Галя и Максим вышли на очередную тренировку, Игорь Никитич неожиданно скомандовал:

— Майор Медведев, приказываю вам достичь корабля. Товарищ Ковалёва, окажите помощь Медведеву!

Отрапортовав по-военному, Максим подошёл к тросу и вставил ноги в крепления. Когда он, вися на руках, подтянул ноги, Галя зажала трос прямо под его пятками. Опираясь на её руки, Максим выпрямился и, перехватив трос, снова подтянулся. И снова Галя подставила руки. При следующем движении Максима ей пришлось самой начать подъём.

Они поднимались согласованными ритмичными движениями. На высоте двадцати метров с Галей случилась беда: второпях она попала пальцами правой руки под сжимавшиеся ступни Максима. Галя не услышала, а почувствовала, как раздался противный хруст, и волна ноющей боли облила кисть и растеклась до плеча. Ей показалось, что Максим сломал ей пальцы и она сейчас упадёт. Но пальцы исправно сжимали трос, хотя боль была почти нестерпимой. Так поднимались они всё выше и выше. На высоте тридцати пяти метров тяжесть их тел заметно уменьшилась, но сил у Гали больше не оставалось. Не решаясь отстать, она конвульсивно карабкалась вверх, на мгновения теряя сознание от боли и усталости.

— Галя, возвращайся, — тихо сказал Максим.