Дети Земли

— Да, если бы да кабы, тогда бы конечно! — произнёс Игорь Никитич не то насмешливо, не то задумчиво. — А вот как нам без «если бы» подняться? — добавил он, меняя тон. — Что ж, товарищи, время тянуть нечего. Дорожки у нас нет, а взлететь надо. Давайте ещё раз всё обсудим. Иван Тимофеевич, можно ли разогнать машину по песку?

— К сожалению, нет! Песок здесь, сами знаете, глубокий. Машина завязнет, как только сойдёт с камней, и двигателями её тогда скорей опрокинешь, чем сдвинешь с места.

— Значит, этот способ отпадает. Продолжим дальше. Механизм вращения крыльев сломан, да и крылья жёстко закреплены. Значит, подняться с места корабль не может. Так?

Никто не ответил. Все сидели, понурив головы,

— Ну, хорошо, давайте займёмся изобретательством. Предлагайте ваши способы.

— Я думаю, товарищ Белов, что такое, позволю себе сказать, глумление над людьми по меньшей мере неуместно! — зло заявил, поднимаясь, Синицын.

За всё время космического перелёта никто не осмеливался говорить с Игорем Никитичем таким тоном, поэтому все насторожились. А потерявший контроль над собой Николай Михайлович продолжал выкрикивать трясущимися синими губами:

— Нам приходит конец, мы это понимаем, но разве мы жалуемся? Зачем вы нас тормошите? Ну, нет выхода — молчите! Дайте нам умереть с достоинством. Кому на потеху вы устроили общее собрание и делаете вид, что от него может быть толк? Неужели и здесь нельзя без ханжества? Давай вам мысли, что-то изобретай… Всё ясно и так! Ведь мы, простите, не дурачки и не мальчишки, собравшиеся змея в облака запускать, а…

— Змея! — крикнул не своим голосом Белов. — Стойте! Как вы сказали — змея?!

Игорь Никитич бросился к Синицыну, который от неожиданности попятился и чуть не упал, схватил его в свои могучие объятия и трижды расцеловал в обе щеки.

— Ну, товарищи, кажется, мы спасены! Лучше бы не придумал и сам Архимед!

— Да позвольте, в чём дело? Ничего не понимаю! Ну что вы, в самом деле!.. — Синицын всхлипнул и отвернулся, доставая платок.

Маша, пропустившая мимо ушей спасительную фразу Синицына, мгновенно схватила смысл восклицания Белова и на этот раз изменила себе. Она подбежала к окончательно растерявшемуся геологу и стала успокаивать его, как ребёнка.

— Да что вы, Николай Михайлович, дорогой! Ну кто же над вами смеётся? Ведь скоро подует ураган. Мы привяжем «Уран» на длинном-длинном тросе, и ветер его поднимет, как змея. Ну да, да, как змея, — что вас удивляет? Если на Земле ураганы дуют со скоростью двести километров в час, то на Венере и подавно! А нам такого ветра и не надо. Нам бы ветерок километров в сто восемьдесят, и довольно! Дядя Ваня, верно я говорю? И как это раньше никому в голову не пришло?..

Синицын преобразился. Несколько секунд он глядел то на одного, то на другого, потом молча отстранил Машу и подошёл к Белову.

Торжественно поклонившись, он произнёс:

— Глубокоуважаемый Игорь Никитич! Прошу простить меня за грубость и бестактность. Обыкновенному человеку трудно примениться к вашей гениальности! — И он, глядя на командира блестящими глазами, протянул руку. Игорь Никитич от души пожал её.

— За грубость и бестактность я вас прощаю. А моя «гениальность» существует только в вашем воображении. Я знаю, что многие приписывали мне одному создание межпланетного корабля. Это же нелепость! Над ним работали десятки учёных, сотни инженеров, тысячи рабочих. И каждый из них вложил в него крупицу своей души. А я в лучшем случае был цементом, который спаял эти крупицы. Конечно, и мою собственную в том числе!

Вот вы только что упрекнули меня, — продолжал Игорь Никитич, — что я не вовремя открыл общее собрание, которое, по-моему, было техническим обсуждением. А как вы думаете, если бы не оно, вспомнил бы кто-нибудь о змее? Ведь человеческая мысль обычно течёт по трафарету. Раз самолёт, значит, он должен разгоняться по стартовой дорожке, раз вертолёт взлетать без разгона. А о том, что на сильном ветре самолёт может взлететь, как змей, вернее, как планёр, никому и в голову не пришло. И только живое обсуждение в коллективе нас на это натолкнуло. Недаром говорят, что в спорах рождается истина! Однако, кажется, мы забыли, — что в любой момент может появиться смерч! Ну-ка друзья, давайте за работу, а то здесь становится горячо.

Всё получилось гораздо сложнее, чем казалось вначале. Прежде всего до момента взлёта нельзя было отпускать ни одной расчалки. Надо было найти способ мгновенного освобождения корабля от удерживающих его пут. Для этого решили изготовить и укрепить на расчалках толовые шашки с электрическими взрывателями, действовавшими от общего рубильника. Затем много времени ушло на то, чтобы вымостить короткую эстакаду для откалывания корабля под напором ветра после того, как расчалки будут разорваны и заводной канат натянется.

Для создания при взлёте достаточного угла атаки крыльев эстакада была сделана наклонной. При этом освобождённый корабль должен был сразу же взмыть кверху даже без участия лётчика, как объяснил Сидоренко.