Дети Земли

Но Максим знал, что судьба экспедиции в его руках: ведь никто другой не сможет до браться до корабля. Он понимал, что, скользя вниз, неминуемо столкнёт Галю. Он помнил, что внизу лежит больная Маша, знал, что повторить попытку уже не удастся... Словом, он понял, что настал ЕГО час. Собрав все силы, он сжал трос и нечеловеческим напряжением прекратил скольжение. Поймав трос ногами, он снова полез. С каждым метром тяжесть таяла. Он поднимался свободными, быстрыми движениями. Теперь Максим был уверен в успехе.

Вдруг он почувствовал, что его ладоням становится больно. Не успел он сообразить, что произошло, как немыслимый, обжигающий холод сковал его пальцы. Очевидно, тормозя падение, он перетёр сетку обогрева, заложенную в ткань скафандра. Значит, через считанные минуты его кисти превратятся в звонкие сосульки.

Боясь, что повреждённая ткань перчаток скафандра потеряет эластичность и раскрошится, Максим полз почти на одних ногах, прижимая к себе трос предплечьями. Лезть стало совсем легко, последние остатки тяжести исчезли. Но её отсутствие, от которого он отвык на Венере, вызывало головокружение и тошноту. А ему предстояло ещё повернуться ногами к кораблю, так как центробежная сила уже начала тянуть его в противоположную сторону.

Расслабив ноги, Максим сделал поворот на одних руках. Желудок его судорожно сократился, и рот наполнился горечью извергнутой желчи. Это несколько облегчило Максима. Снова оседлав трос, он начал спуск. Руки его не слушались. Зная, что на корабле сила тяжести в семь раз меньше, чем на Земле, и прикинув, что оставшийся путь не превышает двадцати метров, Максим решил, что толчок при падении будет не слишком чувствительным, и, перестав сжимать трос, заскользил вниз.

Однако удар оказался достаточно сильным и свалил его с ног. Больно стукнувшись об обшивку, он с трудом поднялся и наклонился над блоками. Быстрый осмотр показал, что повреждение было ещё меньшим, чем предполагалось. На обоих блоках трос оставался в ручьях, но в одном из них он — был заклинён обломком рычага, который случайно попал между тросом и обоймой и не был вовремя убран. Пока трос сбегал, обломок, подпрыгивая, снова западал на прежнее место, но стоило тросу пойти обратно, как он защемлял его наглухо. «Как хорошо, что мы не дали заднего хода, — подумал Максим. — Вытравив весь трос, мы бы не смогли теперь освободиться».

— Ну, что там случилось? — окликнул его Белов.

— Пустяки, Игорь Никитич. Дайте очень медленный задний ход, только, пожалуйста, скорее!

— Почему такая спешка? Опять что-нибудь натворите!

И вдруг в репродукторах зазвенел голос Маши:

— Игорь Никитич, ради бога, скорее! Раз он так говорит, значит, с ним что-то случилось! Неужели вы не понимаете? Разве он скажет правду!

— Максим, приказываю без фокусов сказать, в чём дело! крикнул Белов.

— Пустяки, надо только вынуть обломок, который заклинил трос.

— Я спрашиваю, что случилось с вами!

— Игорь Никитич, у меня озябли руки...

Дальнейшее происходило с кинематографической быстротой. Не успел Игорь Никитич произнести команды, как Маша вскочила и, щукой метнувшись к пульту управления, здоровой рукой рванула рукоятку заднего хода. Трос пошёл, и обломок начал подскакивать. Максим нагнулся и отбросил его согнутым предплечьем.

— Готово!

Кабина качнулась и выпрямилась. В первый раз в жизни плюнув на правила обращения с механизмами. Маша рывком перевела лебёдку на передний ход, и кабина поплыла к кораблю.

Когда через несколько минут Максима под руки потащили в пропускник, он, пряча под шуткой страдание и страх, усмехнулся:

— Не разбейте мне руки. Они у меня теперь хрустальные!

Глава 11 ПОСЛАНЕЦ ПЕРСЕЯ

И пошло в цепи по взводу:

Ранен... Ранен командир!

. . . .

Край села, сады, задворки,

В двух шагах, в руках вот-вот.

И увидел, понял Тёркин.

Что вести его черёд.

А. Твардовский

Помогая перевязывать руки Максима, Галя роняла инструменты, проливала спирт, распускала бинты. Указательный и средний пальцы её правой руки скрючились и не разгибались. Это было очень тягостное чувство: мозг отдавал привычные приказы, а пальцы, такие знакомые, такие свои, совершенно не слушались.

Наконец Ольга Александровна обратила внимание на её неловкие движения.

— Что с тобой. Галочка?

— Я ушибла пальцы, — ответила она, подумав.

— Ну ладно, кончим с Максимом — посмотрим.

Больше трёх часов провозилась Ольга Александровна с Медведевым. Наконец, обработка была закончена. Его руки были обложены ватой и забинтованы по локоть. Казалось, что на них надеты неимоверно огромные боксёрские перчатки белого цвета.

Ольга Александровна отозвала Белова в сторону.

— Боюсь, что придётся ампутировать ему кисти, — прошептала она. — Слишком глубоко зашло обморожение.

Игорь Никитич ничего не сказал, но взгляд его был красноречивее слов. Ольга Александровна пожала плечами. Разве она сама не сделает всё, что сможет, и даже больше!