Дети Железного царства

— Я не человек, царевна, — усмехнулся Кощей, и красноватый огонёк в его глазах как будто стал немного больше, — мне не писаны людские законы и обычаи. Предвижу заранее твой ответ, и потому говорю: не спеши отказываться. Поверь, я неплохая партия для тебя. Не хуже заморского королевича, которого ты, кстати, в глаза не видела. Я богат и силён, мне, в отличие от других царей и королей не грозит, что смерть заберёт меня или сбросит с трона соперник. В моей власти исполнить любое твоё желание. Выйдя за меня замуж, ты станешь царицей, хозяйкой в моём царстве, и свободы твоей я ограничивать не стану. И обижать не стану, если не будешь волю мою нарушать. Подумай, Горлица, ты ведь девушка мудрая, должна выгоду свою понимать.

Кощей умолк. Молчала и царевна. С минуту они смотрели друг другу в глаза.

— Так что, царевна, пойдёшь за меня замуж?

— Нет, — твёрдым тоном произнесла Горлица, — твои слова звучат, быть может, и разумно, но мне твоё предложение не подходит. Ты прав, говоря, что своего будущего жениха, которого выбрал отец, я никогда прежде не видела, но я точно знаю, что, по меньшей мере, одно преимущество перед тобой у него есть.

— Какое же? Молодость? — усмехнулся царь.

— Доброе имя. Это куда дороже богатства и власти.

— Вижу, что ты умна, — в голосе Кощея послышалась нотка уважения, — хорошо, не буду тебя торопить. У тебя есть месяц на то, чтобы дать окончательный ответ. Всё равно выбора у тебя нет, сама понимаешь. Лучше стань моей по собственной воле. До встречи.

Он направился к двери. Переступил порог, закрыл её. Едва тяжёлые шаги на лестнице затихли, Горлица судорожно вздохнула, уткнулась лицом в ладони. Плечи её тряслись. Месяц, всего месяц остался у неё на то, чтобы придумать, как бежать отсюда. Или дождаться помощи, наверняка батюшка уже послал людей искать дочку. Вспомнила огненную реку, Змея, волка у замковых ворот. Под силу ли простому человеку одолеть эти преграды? Вряд ли. А раз так, нужно стараться самой.

Зоряна вошла в конюшню, заглянула в денник, где ночевал Ярослав, когда поздно возвращался с очередной прогулки «на своих четырёх». Так и есть: спит на соломенной подстилке, поглубже зарывшись в неё. Но не в конском облике. Такое на зоряниной памяти случилось впервые. Девушка негромко позвала брата. Тот даже не пошевелился.

— Ах, соня! Ну, я тебя разбужу! — подняла с пола соломинку, присела рядом со спящим Ярославом, похлопала жёстким стеблем по щеке. Парень недовольно пробурчал что-то, и перевернулся на другой бок.

— Упрямец. Ладно, осталось последнее средство. Эй, просыпайся! — пощекотала соломинкой в носу брата.

Он чихнул и открыл глаза.

— С добрым утром, — улыбнулась сестра, — больше суток уже спишь.

— Будешь тут спать, — проворчал юноша, но глаза его не были сердитыми, — совсем ты меня загоняла.

— Неправда. Никто тебя не гнал, сам выбирал, с какой резвостью скакать. У тебя солома в волосах, — осторожно вынула запутавшуюся соринку, — что ты как бродячий пёс, в конюшню пришёл ночевать?

— Здесь уютнее. Подстилка толстая, удобная, кони рядом, — Ярослав потянулся, — ох и выспался я.

Сестра обняла его за плечи.

— А я, пока ты спал, отыскала в библиотеке новую книгу. Начала читать — оторваться не смогла. Правда отец сказал, что заклятья там описаны очень сложные, не всякому человеку под силу их освоить.

— Значит, будешь теперь их учить? — по лицу Ярослава было заметно, что эту новую затею он не одобряет.

— Конечно буду! Знаешь, — она понизила голос до шёпота, — батюшка обещал, что если я овладею этой наукой, то он покажет мне самое ценное сокровище царства. Говорит, любой человек всё бы отдал за частицу его.

— Интересно, что бы это могло быть? Явно, что не золото и каменья самоцветные. Может и хорошее что-нибудь.

— Уверена, что хорошее. А ты меня ругаешь за то, что я волшебство изучаю.

— Неправда. Я ни разу в жизни тебя не ругал.

— Согласна, не ругал. Не ругал, — Зоряна чмокнула брата в щёку, — а ты сам-то, чем теперь думаешь заняться? Опять мерина своего выезжать?

— Да. Съезжу сначала в табуны, на жеребят погляжу. А потом в лес, за огненную реку. И мне польза, и Горицвету. Может, вместе поедем?

— Нет, братик, не хочу. В другой раз как-нибудь.

Ярослав вздохнул.

— Послушай, Яринька, что это с тобой? В комнате не спал, вид у тебя какой-то странный. Сам на себя не похож. Болит что-нибудь?

— Душа болит, сестричка. Горлицу жалко до боли.

— Ах, опять ты… Ну скажи, чем твои страдания ей помогут, вот скажи — чем? Её судьба сейчас в её собственных руках. Если она умна, то согласится выйти за отца замуж, тогда будет цела и невредима. А если дура, так дуру нечего жалеть. Забудь лучше о ней совсем.

— Ох, сестричка. Хоть вдумайся в свои слова. Если умная, то согласится женой стать. А ты сама бы согласилась?

— Я? — изумилась Зоряна, — я бы так просто не далась в руки насильнику. Уж придумала бы, как свободу себе вернуть. Ярослав, ты никак выручить её задумал?

— Да нет. Отца не победить, это я понимаю.

— Вот то-то. Поезжай лучше в табуны, как задумал. Я тебе харчей в дорогу соберу. Займись делом, глядишь, и душа болеть перестанет.