Дети зимы

Она сгорала от стыда. Клаус ушел из ее жизни навсегда, теперь он часть ее прошлого. А она никогда не забудет, как сидела рядом с умирающим ребенком, молила всех богов, чтобы Ширли осталась жить. Теперь ей казалось, будто она проснулась после пьяного сна, и вокруг нее утро, трезвое и холодное. Жить ей больше не для кого, впереди ее ждет время вины и раскаяния. Разве она сможет нести тяжкий груз стыда и обмана? Лучше уж покончить со всем раз и навсегда.

Она села на поваленное дерево и огляделась по сторонам. Самое подходящее место, чтобы уйти из жизни… Тихо, мирно, птички поют, колышется листва ясеней, буков, дубов, рябины, и трепещущий зеленый полог мгновенно делается серебристо-серым. Лес живет своей жизнью; после дождя светит солнце, потом выпадет снег и снова наступит весна. Вдруг ей почудилось, будто Ширли поет тот новый гимн, который пела на концерте в воскресной школе: «Я рада, что живу, что небо голубое… Рада утренней росе и тропинке в лесу…» Голос дочки звучал под деревьями, чистый и звонкий, и Нора вспомнила, с какой гордостью она смотрела на нее тогда, в церкви, а Ширли стояла на подмостках, одетая в белое платье…

В ту минуту она поняла, что смерть – слишком легкое бегство от боли. Она должна нести заслуженное наказание всю жизнь, до самой смерти. Должна как-то отплатить Тому, ферме и Ширли за свое ужасное предательство.

Она разрыла лесной дерн и закопала в него бутылки. Они – потакание ее слабостям, как и любовь к Клаусу, и частица ее сердца будет похоронена вместе с ними. Ничего подобного больше не повторится.

Согласие

– Мы потеряли Ширли, прежде чем смогли понять, чем она была больна. – Нора плакала, слезы лились по ее щекам. – Доктор делал все, что мог. Он думал, что у дочки менингит, но это было не так. Эту заразу она подцепила в грязной воде.

– Болезнь Вейля, лептоспироз, – сказал Ник. – Ее разносят грызуны.

– Ширли убила я, так же точно, как если бы я приставила пистолет к ее голове. – Нора уронила голову на руки.

– Это было просто невезение, что она хлебнула грязной воды из речки, – возразил Ник и погладил мать по плечу.

– Какое там невезение… То, что я делала, было постыдно. Даже не верится, что я была способна на такое. Вероятно, я сошла с ума, но я любила этого мужчину… Когда умерла Ширли, я едва не покончила с собой, выпив бутылочку аспирина.

– Как хорошо, что ты не сделала этого, иначе бы ты не рассказывала мне эту свою историю… Кстати, случайно ли… ну… меня назвали Николасом? И не я ли был с тобой и немцем, когда убирали сено от дождя?

Нора улыбнулась сквозь слезы.

– Конечно, нет. Ты родился намного позже, в день святого Николаса, вот тебя так и назвали. Мне никогда и в голову не приходила такая связь. Том долго уговаривал меня, а я все отказывалась. Не хотела других детей после случившегося. Хотела только ту, которую потеряла. Разве я заслуживала того, чтобы принести в мир новую жизнь? Я уж думала, что все позади, но тут родился ты. То, что у нас родился мальчик, я восприняла с облегчением, а Том был в восторге. Ты был всегда его сыном, и я не вмешивалась.

– Отец когда-нибудь подозревал тебя?