Дети зимы

– Я не похищала твоего ребенка, кузина. Ты всегда заблуждалась на этот счет, – умоляет Хепзиба. – У нее и волосок с головы не упал. Наоборот, я всегда защищала Анону. Подойди ближе и смотри сама. Ты стоишь так близко и все-таки так далеко… Некого винить за буран, который нас разлучил. Выслушай наконец правду и обрати свой слух к Тому, Кто знает, где в целости и сохранности обитает Анона. Слушай. Слышишь ее смех? Гляди, у нее все хорошо. Господь милостив. Он услышал твои мольбы. Он хочет, чтобы ты вернулась домой. Слушай Его слова, ибо в них истина. Подойди ближе… Пора нам покинуть с миром эти мирские пределы, время выйти из земных оков, из этого мрака на яркий свет, где нас ждут все, кого мы любим. Загляни в открытую дверь. Там для тебя горит высокая свеча. Там твой ребенок.

Бланш видит сквозь туман лишь кузину, стоящую в дверях проклятого дома. Как же она постарела… совсем стала седая и горбатая. Все силы Бланш истрачены, сейчас она не может ей отомстить… Она замирает и слышит слабый голос, зовущий ее, и крепче сжимает свою добычу.

– Я не призрак, – говорит она. – Я усталая женщина, идущая издалека. Я устала, но не могу уйти от моих страданий. Разве я не состою из плоти и крови? – усмехается она и с вызовом обращается к кузине. – И разве ты, которая стоит предо мной, не моя родня?

Хепзиба качает головой и шепчет.

– Мы умерли давным-давно, кузина: мы две старые карги, застрявшие между небом и землей. Мы носимся по кругу, как безумные собаки, гоняющиеся за своим хвостом, по одному и тому же отрезку времени. Пожалей нас!

– Ты смеешься надо мной. Я вижу твои костлявые пальцы и ввалившиеся щеки. Да, мы постарели – это удел всякой плоти, – но мы прикованы к этой земле. У меня нет могилы, мои кости лежат непогребенными, как и кости моего дитяти, – кричит Бланш, споря с ветром, но далекий голос звучит в ее ушах.

– Ты сбилась с пути и бродишь так далеко от своей родни. Если хочешь, иди сюда и смотри сама, но выслушай меня. Иди, кузина. Мои слова – правда.

– Не так это! Ты лжешь. Ты прикована цепью к проклятому дому. Все ложь. Мой ребенок со мной и в безопасности, – кричит она кузине, но сама боится силы, кроющейся за словами Хепзибы. Как может ребенок быть в двух местах? Она видит фонари, горящие на пустоши. Она глядит на Хепзибу, ждет помощи, но ее нет, лишь жестокие слова. Ей страшно.

– Ах, молчи и слушай. Цепи любви держат меня здесь, – кричит Хепзиба. – Любовь говорит громче, чем ненависть. Взгляни на свет и суди сама. Войди в дом… – Хепзиба показывает на дверь и на мерцающую свечу. – Если не веришь мне, смотри с улицы. Ты натворила много зла и бед. Пора положить этому конец. Я ничем не смогу тебе помочь, если ты не подойдешь.

Бланш колеблется, не зная, то ли ей ускользнуть подальше от света, то ли приблизиться к его источнику… она мечется между сомнениями и недоверием.

– Как это возможно? Я не понимаю… – кричит она.

– Ты запуталась в паутине собственных деяний, летаешь по кругу, ни жива ни мертва, в ловушке собственной боли и тоски, пылая гневом к тем, кто, как тебе кажется, похитил у тебя то, что было твоим. Но ты заблуждаешься в своих обвинениях, заверяю тебя. Зайди со мной в дверь и слушай мои слова. Она здесь, желание твоего сердца. Все, к чему ты стремишься, там, внутри.

– Нет, это твои фокусы, ты обманываешь меня. Я тебя знаю… Все, чего я желаю, сейчас я держу в руке. Оставь меня, – кричит она и, повернувшись, удаляется в снег и туман, подальше от пронзительного света.

Возле ее ног рычит собака. Бланш бьет ее ледяной рукой.

– Прочь с дороги, паршивый пес! Ничто меня не остановит.

* * *

Ник был в панике. Он больше не был уверен в своих силах, но знал, где искать – у старой стены, отмеченной остроконечной звездой, месте опасности в истории Агнес. Он выбрался из мрака и тумана на крутой склон, словно из темного туннеля на яркий свет, и оказался на знакомой территории: перед ним были каменные стены, пастбища, загоны для овец и полевой амбар у Кельтской стены, стоящий на фоне лиловых холмов.

В немой тишине ему на мгновение почудилось, что на лугах мирно пасутся его суффолкские овцы, его гордость и надежда, что там все, как прежде. Но это был лишь мираж. Пастбища пустовали, хотя над ними по-прежнему витал запах овец. Надо искать Иви тут, на пустоши, прежде чем холод унесет ее туда, откуда уже нет возврата. Она где-то здесь, близко, и ее еще можно спасти.

* * *

Кэй сидела за спиной Ника, отчаянно вцепившись в его плечи. Вопреки всем советам они выскочили со двора фермы на полевую дорогу и, сверкая фарами, мчались к старой дороге. Снег снова превратился в холодный дождь и обжигал щеки, но Кэй не замечала его.

Лицо Ника окаменело. Он сосредоточенно молчал. Он знал, куда едет, хотя его очки залепило мокрым снегом. Когда дорогу преградили снежные наносы, он принялся как безумный расчищать ее, даже не переводя дух; Кэй помогала ему голыми руками. И вот они помчались дальше по древней дороге вдоль промерзшей каменной стены. Потом он остановился, стал смотреть по сторонам, звать.