Дети зимы

Она уже не видела ни солнца, ни неба, ничего, кроме смутных силуэтов деревьев, ничего, что могло бы указать ей дорогу. Ничего, кроме ее решимости и страстного желания.

– Господи Иисусе, Пресвятая Дева Мария, спасите меня, – рыдала она.

Потом она наткнулась на что-то твердое и длинное – на угол высокой каменной ограды, и поняла, что добралась до края Ганнерсайда. Где-то рядом начинались земли Натаниэля. Тут лежал древний пограничный камень с высеченными на нем странными письменами, оставшимися после древних поселенцев. Теперь она знала, где находится.

Она так устала, что могла лишь еле-еле ползти вперед, нащупывая палкой край драгоценной стены. Она сжимала палку промерзшими руками в перчатках, ее руки болели от усилий, а снег кружился над ней еще быстрее, накрывая ее словно одеялом, не давая дышать.

Лишь огонек, горевший в ее сердце, принуждал ее идти вперед. Она чувствовала, что ее дочка где-то близко.

– Я иду, малышка моя, иду к тебе, – шептала она. Она должна страдать, как страдала Нони, за то, что по своей глупости отправила дочку с незнакомцем. Виновата во всем она, со своей гордыней и непокорностью. Нет, слабости она не поддастся. Пути назад тоже нет. – Я иду, Нони. Мама идет к тебе, жди меня.

Ветер обрушил на нее новую порцию снега, ослепил и оглушил. Она рухнула на колени возле стены, сжав кулаки, и спряталась от бешеных порывов, будто заблудившаяся овечка.

– Я иду к тебе, дочка, – шептала она.

* * *

Анона внезапно проснулась.

– Мама идет сюда. Я видела ее. Она недалеко, – сообщила девочка, но тетя Хепзиба лишь покачала головой.

– Нет, детка, в такую бурю это невозможно. Только безумица может выйти из дома в снежный буран. Просто мама думает о тебе, – ответила она, но Нони знала, что мама идет к ней.

– Давай откроем для нее дверь и зажжем фонарь, чтобы она видела его свет, – настаивала девочка, потому что видела, как мама улыбалась и звала ее по имени.

– Ты с ума сошла? Мы даже дверь не откроем, потому что ее завалило снаружи целым сугробом. Поэтому мы сейчас в тепле и безопасности. Давай-ка подложим дров в очаг. Скоро непогода закончится, мы найдем твою маму, и она обрадуется, увидев тебя живой и здоровой.

Они набрали снега, который намело под окном; это был чистый снег, когда он растает над слабым огнем, получится чистая вода. Все топливо в доме закончилось. Теперь они жгли солому и сухой тростник, вообще, все, что могли найти, чтобы сохранить огонь в очаге и хоть какое-то тепло в доме.

Поначалу Нони нравилось помогать тете Хепзи готовить бульон, лежа перед очагом, но потом им пришлось сжигать на жадном огне шерстяные матрасы. Но холод все равно подбирался все ближе. Им пришлось надеть всю одежду, какую они могли отыскать, чтобы не мерзнуть. Потом губы тети Хепзи плотно сжались, и Нони испугалась, когда тетя положила в огонь скамейку.

– Жалко, что у нас нет рождественского полена, – вздохнула тетя, – но мы так слушались пастора. Подожди, я доберусь до него и не посмотрю, что он в сутане. Это все его рук дело. Хорошее рождественское полено грело бы нас все двенадцать дней, несмотря на бурю. Горело бы и грело. Надо молиться, чтобы Господь избавил нас от соблазнов, потому что мне хочется сейчас поплясать и спеть парочку песенок, чтобы согреться. – Она улыбнулась и стала очень хорошенькая.

Нони вскочила и попыталась поднять на ноги свою тетку.

– Я знаю джигу… Я умею танцевать джигу. – Анона тут же напела мелодию.

– Тише, или ты хочешь навлечь гнев Господа на наши головы? Мы не должны поддаваться слабости; а вот танец с помаванием руками можно считать правильным. – Тетка встала и встряхнулась. Ее одежда заледенела и торчала колом, а изо рта шел пар от дыхания.

– Ты дышишь как дракон, – засмеялась Анона.

– Это радение Господа, детка, вот и все. Мы согреемся в Его славе. Сейчас мы подметем комнату, растопим еще снег и бросим в огонь все, что только можно. Проделав это, мы споем несколько псалмов и согреем ими наше дыхание, а потом спрядем немного шерсти, – сказала тетя Хепзи. Анона покачала головой.

– Тетя, мы уже сожгли всю шерсть, – напомнила она.

– Ну и ладно, тогда давай вместо этого немного попляшем.

* * *

Я больше не могу идти, Нони. Мои веки сковал лед, но еще шаг, еще один больной палец, протянутый к свету, одно дыхание, и я увижу фонарь среди снегов. Небо расчищается, я вижу звезды на ночном небе. Скоро поднимется луна и осветит мой путь. Древняя стена была моей опорой, моим убежищем и моей силой. Она ведет меня все ближе. Я так устала, Нони, но я не должна поддаваться слабости…

* * *

За стенами наступила тишина. Ветер стих, и теперь по ставням забарабанил дождь. Больше всего Хепзи опасалась именно дождя после снега и быстрого таяния. Ведь тогда лежащий на крыше снег станет невероятно тяжелым. Но она промолчала, чтобы не пугать ребенка.