– Хороши твои речи, – с холодной яростью в голосе перебивает ее Витарр, – да только не стану я отказываться от трона, что уже несколько поколений принадлежит моей семье. Род Волка ходит по этим холодным землям, и вскоре серебряный свет вечной Луны увидит мой наследник. Мы будем хранителями севера до тех пор, пока последний из нас не ступит под своды Вальхаллы.
Исгерд ярл смотрит на наглого щенка с презрением и лукавством. Не столь интересно было бы ей, если бы Витарр не проявил свою гордость, если бы был готов покорно отдать наследие своих предков. Пламенная эта речь лишь усилила уверенность тех, кто готов встать на его сторону, в том, что Ганнарсон достойный правитель, готовый биться за то, что принадлежит ему.
– Что же, – продолжает она, – коль не готов ты отступить, то придется нам прибегнуть к старым законам. Воины севера выберут достойного кандидата, того, за кем захотят пойти, и тогда вы схлестнетесь в схватке. Тот, кто останется жив, станет следующим правителем. Таков закон!
Не в силах больше кюна скрыть дрожь, сковавшую тело. Права Исгерд ярл, и в былые времена, когда миром невозможно было решить спор, все сводилось к поединку. С болью в голубых глазах смотрит Йорунн на сына, после чего оборачивается на Ульфа, но тот лишь качает головой сокрушенно. Если воины примут предложение Исгерд ярл, то ничего не смогут они с этим сделать. Священен закон, и каждый, кто пойдет против него, понесет наказание. Испокон веков люди желают крови, и нет ничего, что сможет остановить эту жажду.
Витарр смотрит в зеленые ядовитые глаза женщины, стоящей на столе, возвышающейся над толпой, и хмурит брови. Если откажется, то прослывет трусом, и никто не пойдет за ним. Столько лет жил он под клеймом братоубийцы, что сейчас не может позволить себе проявить слабину. Нет, луннорожденные получат того конунга, которого заслуживают, и потому, набрав в легкие воздуха, согретого пламенем и гневом людей, Витарр восклицает:
– Если считаешь, что я откажусь, то ты ошибаешься. До последнего буду биться за то, что принадлежит мне, и не отступлю до тех пор, пока мой сын не получит то, чем владел его отец и отец его отца. Пока я жив, никому не удастся забрать власть так просто из волчьих лап!
Ответ его лишь сильнее распаляет людей, и ярость их разносится громогласным криком. Они бьют кулаками, кричат и стучат ногами, и шум этот способен даже мертвых богов пробудить ото сна. Смотрит Витарр на тех, кто тянется к нему, кто называет его своим конунгом, и вновь поднимает взгляд на Исгерд ярл. Стоит она посреди хаоса, царящего в Великом Чертоге, и словно бы ощущает себя на своем месте. Одним лишь движением руки погружает она чертог в тишину и, раскинув руки, провозглашает:
– Что же, да будет так. Как только будет принято решение, кто же достоин подобной чести, мы оросим промозглую землю кровью недостойных. Решайте, братья и сестры, кто же понесет за собой нашу волю, будьте готовы назвать его имя. Собрание ярлов окончено.
Но каждый знает, что это – только начало. Затишье перед надвигающейся бурей.
Приобняв за плечи дрожащую кюну, Ульф уводит ту прочь, набросив на Йорунн, смотрящую пред собой пустым взглядом, теплый ее плащ. С сожалением смотрит Витарр на свою мать, желает подойти к ней, прикоснуться, поддержать, но Бурый взглядом велит ему не подходить.
Вновь ощущает себя Витарр брошенным ребенком, ненужным и никем не любимым.
Пустеет Великий Чертог, торопятся люди вернуться в свои дома, передать весть из уст в уста, чтобы разлетелась та не только по Чертогу Зимы, но и за его пределы. Торопится Ньял за отцом, буравит хмурым взглядом спину Ингве, старшего своего брата и первенца, будущего ярла Звездного Холма, когда слабая рука хватает его за запястье. И смотреть Олафсону не нужно, чтобы знать, кто останавливает его. Ингве, словно почувствовав, что Ньял замедляет шаг, оборачивается, но тот лишь качает головой: пустое, иди без меня. Внимательно смотрит на него Ингве, переводит взгляд и кивает, продолжая свой путь.
– Для чего, скажи мне Одина ради, – ядовито тянет Ове, опираясь с трудом на руку придерживающей его матери, – пришел ты ко мне после побега Хейд? Что ты сказал мне в тот миг?
Ньял кривит нос. Знает он, что Ове прав будет, и оттого злится только сильнее. Но Товесон не отпускает, буравит Олафсона взглядом серых глаз, и, выругавшись, выдергивает Ньял руку из его хватки. Сванне с трудом удается удержать пошатнувшегося сына, и Ньял тут же бросается на подмогу, усаживая Ове на деревянную скамью позади него.
– Я просил, – отвечает он, – чтобы ты помог мне сохранить мир.
– И сам же разжигаешь огонь войны.
– Не могу я позволить, чтобы Витарр занял трон! – от ярости Ньял даже на ноги вскакивает, и не заботит его, коль кто-то услышит злые слова. – Будь он Ренэйст трижды братом, дважды сыном погибшему конунгу, я не склоню перед ним колено! Пусть выберут иного кандидата, пусть отдадут власть в руки иного рода, но нет, Витарр Братоубийца никогда не станет нами править!