Дети змей, дети волков

По обеим сторонам от главных ворот Дениз Кенара их встречают две большие статуи в виде двух женщин, стоящих лицом друг к другу. Они держат руки высоко поднятыми над головами, и между их ладоней виднеется глубокая чаша. Картина эта выглядит завораживающе, и Радомир останавливается, рассматривая статуи. Если посмотреть под определенным углом, то кажется, словно бы в чаше своей держат они Северное Солнце, виднеющееся на горизонте. Вспомнить, были ли похожие статуи в Алтын-Куле, он не может; на момент прибытия в город ведун без сознания был.

Стражи возле ворот нет. Те распахнуты настежь, и приходится пройти под самой чашей, чтобы войти в город. Ренэйст хмурится, оглядываясь по сторонам с подозрением и тревогой, но шумному городу и вовсе нет до них дела. Спешат люди по своим делам, зазывают покупателей торговцы, и никто даже мимолетного взгляда на них не бросает. Если бы только у нее был плащ, она все равно бы накинула его на свою голову, не желая привлекать чужое внимание диковинным для этих мест цветом волос. Они оба опасаются повторения всего, что произошло в Алтын-Куле, но Дениз Кенар живет по собственным, иным законам.

Сам город выглядит практически так же. Это не так уж и странно – на севере разные поселения луннорожденных тоже похожи между собой. Ренэйст держит голову прямо, осматривается по сторонам лишь одними глазами. Шагающий рядом Радомир выглядит не менее напряженным, они при каждом шаге практически соприкасаются плечами, но это ее успокаивает.

А вот рынок найти оказывается не так уж и сложно. Ощущение такое, словно бы и вовсе все дороги ведут к нему. Шум над ним царит невозможный, голоса сливаются в единый гул, и Ренэйст морщится. Столь большое сборище людей совсем ее не радует, наоборот, тревожит только. Сжав и разжав кулаки, ладонью Ренэйст проверяет, на месте ли подаренный Мойрой мешочек. Им нужны плащи и теплые сапоги. Если луннорожденные причаливают к этим берегам, то вполне могут привозить сюда товары с севера. Белолунная практически уверена, что у одного из торговцев они найдут то, что им нужно.

– Держись возле меня.

Радомир насмешливо фыркает. Слова эти не вызывают в нем ничего, кроме нестерпимого желания ответить колко. Вот-вот изойдет ядом, не сдержит в себе, и на корне языка чувствует он кислый вкус собственной злобы. Втянув воздух носом, чувствуя запахи пота, пыли и готовящейся на огне еды, ничего не отвечает ведун и только слегка толкает Ренэйст ладонью в плечо, заставляя сделать пару шагов вперед.

На рынке от людей прохода нет. Все они кричат и жестикулируют бурно не только возле палаток (видимо, торгуясь), но и в разговорах между собой. Ни слова не понимают усталые путники, язык народа заката так и остается для них незнакомым. Пока Ренэйст была в гареме, пыталась Танальдиз научить ее хоть чему-то, но мыслями северянка настолько далеко находилась, что из уроков этих ничего не запомнила.

Чего только нет на прилавках! От посуды и украшений до еды, которую торговцы-зазывалы готовят прямо перед тобой. Взгляд отвести невозможно от такого изобилия, и вскоре, заметив ее интерес, торговцы свои товары начинают едва ли не под нос ей протягивать, желая привлечь внимание диковинной чужестранки. Она отмахивается от них раздраженно и старается больше ни на одном из товаров не задерживать долго свой взгляд.

Лишь бурчит себе под нос недовольно Радомир, да так тихо, что в шуме рынка Ренэйст ни слова расслышать не может. Смотрит она на него, ждет, что ответит на вопросительный ее взгляд, да только в ответ ведун лишь качает головой; ничего, мол, продолжай идти.

Долго ходить меж палаток и прилавков приходится, пока удается найти то, что так им нужно. Прилавок с товарами, явно привезенными с севера, притаился в самом конце рынка, почти у выхода к пристани. Ренэйст выдыхает с облегчением, понимая, что от холода им умереть не удастся. Видит она и меховые накидки, и теплые сапоги, и даже вещи гораздо теплее тех, что надеты на них сейчас. Множество украшений, оружие даже, но уж вряд ли сумеют они купить ей хотя бы одну стрелу. Северянка не знает, как много дала им Мойра, поэтому решает сосредоточиться на том, что важно им в первую очередь.

Торговец, седоволосый старик, сидящий по другую сторону широкой деревянной доски, заменяющей ему прилавок, поднимает на них взгляд только тогда, когда Ренэйст кашляет, привлекая его внимание. Первые мгновения они лишь смотрят друг на друга, после чего по спине конунговой дочери мурашки проходят.

Северянин. Такой же северянин, как и она.

Смотрит он в ответ не менее пристально, а следом за тем сплевывает себе на ноги. Поднимается, возвышаясь над Ренэйст на целую голову, и опирается кулаками о прилавок поверх тяжелых меховых плащей и накидок, что и привлекли ее внимание. Хмурится Ренэйст, плечом своим закрыв солнцерожденного, на которого торговец переводит тяжелый свой взгляд.

Сплюнув снова, обращается он к ней:

– Не далеко ли от родных берегов оказалась ты, девочка?

А он ли не далеко от этих берегов? Она хмурится только сильнее, но, вздернув нос, отвечает смело: