Детка, это не я

Улыбаясь, Мэй, обернула меня полотенцем, а затем себя, и мы пошли — бл*дь, тупо медленно потащились — к кровати.

Мы остановились у стула, и она усадила меня на него.

— Я должна сменить постельное белье. Это испачкано кровью. — Она обхватила мои щеки, поглаживая свежие порезы. — Потом мы поспим. Ты должен отдохнуть.

— Рядом с т-тобой, д-да?

Широко улыбнувшись, Мэй ответила:

— Да, рядом со мной.

Мэй нежно поцеловала меня в лоб, и я откинулся на спинку стула, чтобы смотреть на нее, пока она застилала свежевыстиранные черные простыни.

Взяв свою Фендер, я приложил его к талии и начал бренчать, ловя счастливую улыбку, возникшую на губах Мэй, которая немного замерла, как только услышала вибрацию струн. В тот момент, когда начал петь «Gospel» группы The National, я поблагодарил Аида за то, что вернулся сегодня, в мой клуб, к моим братьям… к моей старухе.

Когда я собирался выйти к ним, в этом не было никакой уверенности. Я разнес семь нацистских черепов с помощью Узи, прежде чем оставшиеся два повалили меня на пол. Привязанный к стулу, изрезанный, избитый, истекающий кровью — но: ублюдки забыли про мое лезвие. Какая ирония, мой любимый немецкий нож, лезвие, которое я всегда прятал в своем жилете. Перерезав горло одному скинхеду, я погрузил пять дюймов стали в сердце другого, но только после того как получил и свою порцию веселья. Я проделал свой обратный путь, потому что пара голубых волчьих глаз звала меня домой.

— Darlin’, can you tie my string? Killers are callin’ on me[41]… — когда я закончил последний аккорд, то поднял глаза и увидел, что Мэй сидела передо мной на коленях и слушала, как я играю.

— В кровать? — спросила она, ее глаза блестели, я осторожно убрала Фендер в сторону. Она взяла меня за руку, чтобы помочь мне лечь на матрас. Нервничая, Мэй легла рядом со мной, и я снял свое полотенце, указав ей кивком подбородка сделать то же самое.

Мы оказались лицом к лицу на наших подушках, и я потянулся, чтобы взять ее за руку.

— П-почему ты с-сбежала из с-секты?

Каждый мускул в ее теле, казалось, напрягся, и слезы мгновенно наполнили глаза.

Я не говорил, просто ждал, когда она откроется мне.

Спустя несколько минут, она прошептала:

— Они убили мою сестру. Я не могла остаться. Она сказала мне бежать, я сделала, как она просила.

Моя губа гневно искривилась, и живот скрутило от отвращения. Мэй попыталась закрыть свое нагое тело рукой, словно замерзла. Подняв одеяло, я укрыл ее. Она благодарно улыбнулась и придвинулась ближе.

Ее голова лежала рядом с моей на подушке, а затем ее чертов носик сморщился. Она успокоила свои нервы, но ей было необходимо выговориться.

— Мы ... — Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я прижал ее крепче. — Мы были родными сестрами. Такое нечасто случается в коммуне. Пары рожают детей, но потом тебя воспитывают всей общиной. Я никогда не знала своих родителей. Моя мать умерла от болезни, а отец ушел, его отправили выполнять задание пророка Давида, и он не вернулся. У меня есть еще одна сестра, Магдалина, но у нее была другая мать. Она молчалива, не похожа в этом на Беллу и меня. Мэдди по-настоящему запугана мужчинами. Белла была моим лучшим другом. Мы всегда были очень близки.

Когда она подняла глаза, то улыбнулась.

— Она была красивая, Стикс. Ты бы видел ее. Сногсшибательная. Такая совершенная. Такая невероятно добрая. Но это было проклятием Беллы, ее привлекательность и утонченность; именно это разрушило ее жизнь. — Я удерживал ее взгляд, когда пытался представить кого-то более потрясающего, чем Мэй. Я не мог, но она была твердо уверена, что это правда.

— С красивыми женщинами братья обращались намного хуже, чем с остальными. Пророк Давид и его главный помощник, Гавриил, говорили, что дьявол приложил свою руку к их облику. Что они были разработаны, нет, созданы, чтобы соблазнять мужчин. К ним должно относиться иначе, чем к простым женщинам — присматривать… обуздать как лошадей. Они отмечены как «Окаянные».

Мэй поерзала, и слеза скатилась по ее щеке, я наклонился и поцеловал её. Она немного задержала дыхание, прежде чем медленно выдохнула сквозь губы.

— Мы с Беллой были определены как такие «Окаянные» женщины; господи, мы были причислены к «Окаянным». Моя подруга Лила и моя сестра Мэдди тоже оказались с нами, мы были вчетвером в наших собственных частных помещениях коммуны. Нас держали отдельно для личного пользования высшего братства — их специальных занятий. Брат Гавриил брал Беллу. Брат Иаков брал меня. Брат Ной брал Лилу. Самый сексуально жестокий брат, Моисей, брал Мэдди — Магдалину. Моисей говорил, что она таила демонов, потому что говорила совсем немного, не выходила из своей комнаты. Но она была просто очень тихой, сдержанной, едва разговаривала и не показывала мне свои истинные чувства. — Ее глаза наполнились болью. — То, что он заставлял её делать... — Мэй затихла, в её горле застряли рыдания.

— Шшш, детка. — Я пытался успокоить ее. Но бл*дь, что я мог ответить на этот гребаный рассказ?