Детки с оружием

Однако надо заняться собой. Он в белой форменной рубашке, в белых брюках и в дурацких сапогах такого же цвета. На бегу стал срывать с себя рубашку и начал искать глазами что-нибудь подходящее. Вот, куча отходов и тряпки. Подскочил к куче. Одна тряпка достаточно большая, потянул за край, наверное, это когда-то было шторой. Используя так кстати найденный недавно у поверженного жандарма ножик, соорудил себе из тряпки что-то похожее на тунику. Достал из аптечки моментальный скотч, стал полосовать остатки тряпки и наматывать на ноги, обклеил ноги в нужных местах скотчем, получились неплохие брюки. Как быть с обувью? Недолго думая, скинул сапоги, снял носки, тоже белого цвета. Запихал свою бывшую одежду в ржавую банку, валяющуюся в этой же куче мусора, закидал все сверху мелкими отходами. Осмотрел себя. В целом, неплохо. Нищая рвань ходит именно так, почти так. Те кто не может позволить купить себе одежду. Покосился на босые ступни. Придется потерпеть, и побегать босым. Чертыхнулся. Его ступни слишком чистые, ноги аккуратно подстрижены, кожа на нижних частях ступней слишком ухоженная. Залез ногами в ближайшую лужу, пытаясь сделать так, чтобы ил со дна облепил ноги как можно плотнее. А лицо? Волосы? Все это слишком чистое. Сел на корточки, зачерпнул ладонями грязный вонючий ил с лужи и густо обмазал всю голову. Обтерся своей же новой «одеждой» и быстрым шагом пошел в сторону обитаемых жилых районов. Приближаясь к месту людей, постепенно сбавил шаг, смешавшись наконец-то с прохожими на улице, пошел обычной человеческой скоростью, не спеша. В отражении разбитого зеркала, вывешенного на одной из дверей заметил свое лицо. Остановился. Нет, так не пойдет. Выражение лица у него такое, как у комиссара – холодное, беспристрастное. А должно быть живым. Стал корчить гримасы у осколков зеркала, пытаясь, чтобы на лице стали видны эмоции. Но естественно и легко получилось изобразить только испуг. Нет – это не то. Испуг в лице прохожего для любого жандарма, комиссара и осведомителя – это улика. Ему нужно лицо кого-нибудь из местных. Напряг память, в памяти всплыл бандит Серкин – главарь одной из мощных криминальных группировок. Павел с ним сталкивался несколько раз, но не брал. Серкин сам бандит, но он постоянно воюет с другими бандитами, тем самым уменьшая их количество. Когда-нибудь Серкина грохнут свои же. Выражение лица у Серкина постоянно наглое, такое, будто он что-то знает, чего не знают другие. И немного насмешливое. Форма головы и лица у Павла и Серкина одинаковые. Немного поработав с мускулатурой лица, Павлу удалось добиться мимики, с которой в Зале Куратора его сочли бы идиотом. А здесь с таким лицом он свой.

Не спеша пошел дальше. У него есть деньги. Надо пока залечь где-нибудь до утра, отлежаться. Завтра надо будет купить одежду и обувь. Совсем нищим маскироваться не стоит, слишком эти люди беззащитны перед всеми остальными. Его будут искать, конечно, по подвалам и чердакам, перекроют все выходы из города. Пусть ищут, пусть перекрывают. Павел направился к трактиру. Он никогда здесь не был, но постоянно штудируя оперативные сводки отлично знает – хозяин трактира подозревается в нелегальной сдаче мест для ночлежки. Тут он отоспится и решит, как быть дальше.

8

Анна ссутулилась, сидя низко опустила голову. Пригладила белые короткие волосы на голове. Случилось то, чего она никак не ожидала – Павел прорвался, его нигде не могут найти. Может он уже покинул город – наверняка так и сделал. А может, залег где-то на дно. Его сейчас точно никто не обнаружит. И ещё, случилось то, чего она ожидала и так боялась. Павла хоть и упустили, но разбирательство началось. Из-за дверей, у которых она сидела, раздались истошные крики боли. Анна невольно сжалась. Сейчас допрашивают одного из жандармов, который упустил Павла в канализации. Всех пятерых приговорили к разжалованию в солдаты. Их комиссара лишили должности и парализовали за преступную халатность. Он не успел забрать у жандарма наличные деньги, конфискованные во время рейда, и теперь они у Павла. А вместе с деньгами, тем более с наличными, Павлу открыты все ходы.