Детонатор

Хотя отцовская фраза осталась незавершенной, Кузьмин прекрасно понял, что имеется в виду. Понял он также, что сравнение с незнакомым риелтором Андрюшей говорит явно не в его пользу.

— Он хочет сказать, что мы уже старенькие, — пояснила мать. — А так хочется дожить до того дня, когда родной сын добьется настоящего успеха в жизни. — Она ласково улыбнулась Кузьмину: — Хочешь я познакомлю тебя с Андрюшей? Мы могли бы пригласить Шишкиных в гости, да, Ваня?

— А что, неплохая идея! — бодро откликнулся отец, и стало очевидно, что родители заранее приготовили реплики для своего маленького домашнего спектакля.

— Не сегодня, — сказал Кузьмин, тоже улыбаясь, хотя и несколько натянуто. — Мне сегодня уезжать. Так что посижу с вами часок, и в дорогу.

— Тогда за стол, за стол! — засуетилась мать. — Я сварила отличный куриный супчик.

— До обеда еще далеко, — засомневался Кузьмин.

— Суп можно есть в любое время, — веско произнес отец. — Какой же мужик без первого?

То ли поздний завтрак, то ли ранний обед прошел в гробовом молчании, если не считать реплик матери, подававшей на стол. Хлебая суп, Кузьмин напряженно подыскивал слова, которые могли бы разрядить обстановку, но ничего путного в голову не пришло, так что первым тишину нарушил отец.

— Хватит тебе в войну играть, — сказал он, разминая в пальцах хлебный мякиш. — Пора к мирной жизни приспосабливаться.

— Большой ребенок, — вздохнула мать. — Повзрослел, состарился, а ума не набрался.

— Это ты мне? — возмутился отец.

— Ленечке. Никак не научится жить, как все нормальные люди.

Кузьмин открыл рот, но не произнес ни слова. Он не знал, как объяснить то, что чувствовал сам: ответственность за будущее страны, в которой он жил, веру в то, что ему хватит сил и умения для защиты своих сограждан. Это был его путь. Его военная тропа. Сворачивать он не собирался. Не по нему были всякие окольные стежки-дорожки.

Ожесточенно жуя недоваренную молодую картошку, он смотрел в окно, заслоненное матовой гранью «Пирамиды Хеопса». Ночной клуб воздвигли в скверике каких-нибудь года полтора назад, но под его монументальностью подразумевалось: это навсегда. Излюбленное место отдыха стариков, молодых мам и детишек исчезло под нагромождением железобетонных конструкций. Расположенный по другую сторону скверика НИИ частично переоборудовали в торговый комплекс, частично снесли, освободив пространство для автостоянки. Это тоже было навсегда.

— Не раздражает? — поинтересовался Кузьмин, показывая вилкой на пирамиду.

— У меня нет времени пялиться в окно, — заявил отец.

Утверждение звучало в устах пенсионера более чем забавно, но Кузьмин не улыбнулся.

— А меня раздражает, — сказал он. — Бесит.

— Ты предпочел бы видеть за окном кумачовые плакаты с изречением коммунистических вождей? — осведомился отец, вступивший в партию то ли в восемнадцать, то ли в девятнадцать лет.

— Ваш дом. — Кузьмин обвел взглядом стены. — Его при Брежневе строили. Во времена большевицкого тоталитаризма, так?

— Сейчас гораздо лучше строят, — заметила мать. — Подложить картошечки? Салатика подрезать?

— Что строят? — спросил Кузьмин. — Элитное жилье? Банки? Кегельбаны?

— Не вижу в этом ничего плохого, — сказал отец. — Лично я не имею ничего против элитного жилья.

— Он хочет сказать, что наше поколение ютилось в жалких конурах, — пояснила мать.

— Площадью шестьдесят пять квадратных метров, — сказал Кузьмин. — А знаете, сколько сейчас один метр жилья стоит? А помните, как вы радовались, когда получили квартиру? Гостей принимали, родственников подселяли, и ничего, не жаловались. «В тесноте, да не в обиде» — вот как вы говорили.

— Мир меняется, правда, Ваня? — высказалась мать, разливая компот. — Так уж он устроен.

— До сих пор он менялся не в лучшую сторону, этот мир, — сказал Кузьмин. — Его закатывали под асфальт, застраивали ночными клубами и выкладывали фигурной плиткой. — Он отодвинул поставленную матерью чашку. — Но сегодня я вижу, как вся эта мишура разваливается. Россия обретает прежнее величие, она набирает силу…

— Значит, — поспешил вставить отец, — без тебя прекрасно обойдется.

— Не обойдется, папа! Наоборот, именно в этот момент на нас готовы наброситься враги — наброситься со всех сторон, стаей. Не допустить этого — мой долг.

Чувствуя, что он завладел вниманием родителей, распаляясь все сильнее, Кузьмин заговорил громче, увереннее, рассудительнее. Он рассуждал о России, поднимающейся с колен, о том великом будущем, которое ожидает россиян, об их богоизбранности и особом пути, и ему уже казалось, что вот, наконец, он достучался до родительских сердец, и теперь, пробудившись от обывательской спячки, они поймут, что он не может сменить погоны майора спецназа на кредитные карточки риелтора Шишкина, когда услышал:

— Все это хорошо, но идеи на хлеб вместо масла не намажешь.

Это произнес отец, а мать, в знак согласия кивая, высказалась в том духе, что, наверное, если бы их сын меньше рассуждал о величии России, а больше думал о благосостоянии собственной семьи, то и жена с дочкой от него не ушли бы, и сам он добился бы куда большего в жизни.