Легко, почти невесомо тонкие пальцы сначала обожгли локоть, послав замещающий реальность импульс, толкающий навстречу, сминающий неожиданно пространство между ними. Его просто совсем не осталось. Уцепиться за невозможную, фантастическую мысль: «Не оттолкнула». Ослепнуть и оглохнуть от этого на мгновение. И почти сойти с ума сразу.
Руки сжимали, сдавливали нетерпеливо, сдирая несговорчивую одежду, губы уже не ждали, требовали и сразу властно брали. Пылая, проникали сильнее, ожесточённее, дальше.
Жадно обхватить так давно и мучительно желанную, стиснуть до стона, чтобы пальцы точно знали — она. Сейчас. С ним. Снова. И её еле различимый смешок шёпотом в его подбородок.
— Не успеешь раздеть. Кончу раньше.
Задохнуться на миг от невозможности поверить и вдруг увидеть в глазах — правда. И уже больше совсем не соображать, что делал дальше. И её гортанный крик, которого так ждал, от которого теперь всё сжимается и страшно, вдруг сделал ей больно. И вот теперь, когда тонкое тело невыразимо выгнулось пульсирующей волной и пальцы ногтями ворвались в плечи, неизбежно, сокрушительно не сдержаться самому тоже. И вторить ей беззвучно губами в надежде, что не услышит:
— Аааа… Счастье моё… — Если он сейчас умрёт, будет не жалко…
Сердце, оглушая, ухало в виски. Ум ехидно напомнил, что зря он переживал о пропущенной кардиотренировке утром. Тут же мысленно отмахнулся. Не с ней. Не сейчас. Не смей пачкать.
Грэм очень медленно и осторожно опустил её рядом, склонил голову, коснулся губами её лица. Вздрогнул.
— Ты плачешь?
Карри ответила не сразу. Лэррингтон мягко и напряжённо вытянулся с ней рядом. Вот уж действительно — лучшая из всех возможных анестезий. Осторожно укрыл её тонким одеялом.
— Это было круто, — проговорила медленно, непослушным языком, не открывая глаз. Улыбнулась.
— Тогда… почему?
— Потому что — хорошо, — прошептала, уткнувшись, наконец, ему в подмышку, удовлетворённо помычав, потянула его запах носом. — Очень, — потёрлась подбородком о его бок.
Грэм осторожно выдохнул и тихо засмеялся. И сдавленный смех его очень был похож на рыдание.
— Что? — встревожилась теперь его бессонница и его нервотрёпка.
— Ничего, — прижал тесно к себе, довольно улыбнулся. Поцеловал нежно тонкую маленькую переносицу и повторил за ней: — Очень. Хорошо.
Только бы эта ночь не кончалась. Только бы длилась подольше…
Крошечная ладонь осторожно, почти не касаясь, скользнула вверх по небритой щеке, нежно взъерошила волосы. Женщина, потянувшись, легонько прижалась губами к его вздрогнувшей груди. Потом ещё раз. И ещё. Подняла на него полный неотступного огня взгляд. И командор теперь долго, безропотно, почти задыхаясь, уверенно сгорал в нём. Снова. И снова.
Снаружи, за гранью их кокона, кажется, что-то пищало. Сильнее расходился дебоширящий ветер, подрагивали металлические швеллеры открытого балкона. Шторм. Там, в другой действительности. Не здесь.
В этот шторм Грэм был счастлив.
Южик выскочил из школы точно за полчаса до занятий. Мчался вприпрыжку на длинных ногах, размахивая мельницей руками, перескакивал через свежие, с жёлтыми краями лужи и большие обломанные ветки тополей — ураган был шестибалльным. Их и не выпускали из школы поэтому. И все пятнадцать закончивших консультации классов прилипли к окнам, выкрикивая: «Вау…», «Улёт!», «Ложки!» и прочие непотребства, которые Инна Леопольдовна стерпеть не могла, вкатив каждому оратору выговор с перспективой беседы с предками и записью в журнал.
Шторм поднялся ещё ночью. Но утром вдруг утих, пролившись стремительным ливнем. И вот, почти к обеду, вернулся злой, ударил по городу яростным ураганом.
Юж замедлился и аккуратно обошёл большущее дерево, придавившее маленький автомобиль — укрыло его молодой пышной зеленью. Разбитые стекла рассыпались вокруг, а сверху, почти касаясь земли, опасно свисал оборванный провод. Мальчишка чуть подался вперёд, утоляя любопытство, и заглянул внутрь. Отпрянул, бросился наутёк, резко затормозил и побежал обратно.
На улице, как назло, никого не было. Юджин вытащил телефон, цокнул языком, затолкал бесполезный аппаратик в сумку обратно — никакой связи в городе не было уже почти час.
Парень осторожно подошёл к машине ближе, приподнял скрывающую то, что было внутри, ветку. Сердце замедлилось и побежало испуганно снова. Крыша автомобиля была пробита точно вдоль по самому центру, и к окну водительской двери припала светловолосая голова. Из разбитого виска девушки тонкой струйкой сочилась кровь, губа была рассечена, на лбу наливался багровым синяк. Лобовое стекло почти всё осыпалось внутрь салона, и сюда же натекла и вода.
Южик медленно, осторожно потянул на себя дверь. Та не поддавалась. Попробовал сильнее — ничего. Ещё раз и ещё. Наконец, осмелев и слегка разозлившись, дёрнул рывком: дверца кракнула и распахнулась, а девушка почти вывалилась наружу — повисла на ремне безопасности. Мальчик поторопился, успел подхватить. Больше всего он боялся, что она мертва. Но нет, словно специально отметая его нелепое предположение, девушка застонала. А потом снова. И снова.