Лука с щелчком открывает зажигалку и прикуривает сигарету, затем передает ее мне. Я прикуриваю свою и вдыхаю, токсичные химикаты обжигают легкие.
— Ты правда еще не трахнул ее? — спрашивает Лука, затягиваясь.
— Нет.
— Я не понимаю. Почему бы вам просто не трахнуться, и не покончить с этим, чтобы тебе не пришлось продолжать тосковать по ней. Ты окажешь себе услугу. Это очевидно.
Он пожимает плечами. Я не могу поговорить об этом с Келлером. Я не могу рисковать тем, что Сиенна узнает. А она не умеет хранить секреты, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Итак, Лука единственный, кто понимает. Последние семь лет он доверял мне, будь то обучение Келлера или назначение меня его правой рукой. Я доверяю этому ублюдку свою жизнь.
— Мы не можем трахаться. Я не хочу причинять ей боль.
— Да, мы знаем, Грейсон, у тебя большой член. Я не думаю, что она была бы против, если бы ей было немного больно, — он подмигивает.
— Черт возьми, Лука. Нет. Мы все знаем, что она ищет кого-то, не такого, как я. Я не могу просто трахнуть ее один раз и бросить. Не думаю, что смогу это сделать.
— У тебя, кажется, нет проблем трахать и бросать других женщин.
— Другие не такие, как она, Лука.
— Ты позволил ей поцеловать себя, — говорит он, гася сигарету.
— Я убил бог знает сколько людей. Я не мог мыслить здраво.
— Значит, это был не лучший поцелуй в твоей жизни?
— Я просто не могу. Оставь это.
— Твоя потеря. Кто-нибудь поймает ее, и ты пожалеешь об этом. Я обещаю тебе.
— Хм, может быть. Мысль о том, что кто-то другой прикоснется к ней, получит ее всеми способами, которыми я никогда не смог овладеть ею, заставляет мою грудь сжиматься.
Звонок прерывает наш разговор, и он говорит:
— Это Нико. Он занимается Фальконе. Я буду через секунду. Будь готов уходить.
Прижимая телефон к уху, он отходит на траву, а я тушу сигарету и возвращаюсь в дом.
Мэдди моет посуду, напевая себе под нос. Не раздумывая, я направляюсь прямо к ней.
— Нужна помощь? — спрашиваю я, подходя к ней ближе.
— Нет, спасибо, — бормочет она, сосредоточившись на миске в своей руке. Она прикусывает нижнюю губу, искоса поглядывая на меня.
Мэдди хватает черную тряпку, лежащую рядом, и начинает вытирать миску, затем встает на цыпочки, чтобы дотянуться до дверцы буфета над головой. Я опираюсь на стойку, руками заключая ее в ловушку, и ее задница трется о мой член.
— Позволь мне, — хриплю я, протягивая руку и открывая дверцу шкафа.
Ее задница покачивается на моем члене.
— Прекрати это, — предупреждаю я.
Она поворачивается в моих руках, теперь ее спина опирается на мраморную столешницу. Я забираю миску из ее пальцев и ставлю ее в шкафчик над нами.
— Заставь меня.
Она вздергивает подбородок, скрещивает руки на груди, отчего ее сиськи выпирают из топа.
В ее глазах вспыхивает желание. Я склоняю голову набок, пожирая ее взглядом. Она не двигается ни на сантиметр, стоит на своем.
Аромат персиков поглощает меня, когда я делаю вдох. Боже, она чертовски вкусная.
Мой нос прижимается к ее подбородку, пока я не достигаю уха.
— Ты не захочешь, чтобы я заставлял тебя. Поверь мне, Солнышко, — шепчу я.
Я хмурюсь, когда дьявольская улыбка танцует на ее губах. Она выгибает спину, мой взгляд прикован к ее груди. Настолько сильно, что я не замечаю, как ее левая рука опускается в раковину, полную пузырящейся жидкости.
Ее рука врезается мне в лицо, и она проводит ею вниз. Пузырьки щиплют глаза. Я зажмуриваюсь и с шипением втягиваю воздух.
Истерический смех Мэдди звенит у меня в ушах. Она согнулась пополам, держась за живот, пытаясь дышать. Я чувствую, что все взгляды в комнате устремлены на нас.
Я склоняюсь над ее согнутым телом, но она слишком занята смехом, чтобы обращать на меня внимание. Взяв мокрую губку, я отступаю назад и поднимаю руку, вода стекает сквозь пальцы. Я поднимаю губку над ее головой.
— Что-то смешное, Солнышко? — я поддразниваю.
— Я не могу… — хрипит она, держась за грудь.