Детонация

Горло сжимала память. Терзая, мучила пальцы и губы она же. Убивала. Потому что я знала, какими горячими были бы под моей ладонью огромные плечи, как осторожно колючий подбородок коснулся бы моей щеки и как я бы шёпотом от этого застонала. Как губы жарко провели бы разжигающий след дальше, решительней, ярче…

Выть хотелось. В голос. Не буду.

– Я хочу съездить к дедушке, – сказала вдруг вместо этого.

Мэрин взглянула как на умалишённую:

– Мы вроде только от него.

– Вот именно. И так ничего и не узнали.

– Не надо было брать с собой Роба… – Сестра опять уткнулась головой в колени. – И вообще, не стоило ездить. Знала же, что это наше проклятье.

– Неужели, кроме нас, действительно никого не осталось? – вырвалось у меня вдруг.

– Выходит, что так.

Проглотила тугой спазм в горле. И Мэрин рвано вдохнула.

– Надеюсь, они умерли быстро.

* * *

Сознание снизошло на Николая красочно и внезапно, обличая, что дух в нём заключён мятежный и требующий скорейшей справедливости. Ласточкин шофер нетвёрдо, но очень оправданно вихлялся на остатках почти разобранного старого дома с боевой гранатой в руках. Вид фермер-совладелец имел замызганный и нечленораздельный. Планету сегодня штормило, и Колька, взмахнув привычно руками, раздосадованно замычал. Соседний забор охнул визгливым хором и крепкими выводами.

Граната была давним трофеем и трепетной гордостью Босого-Дрэка, оберегаемой им застенчиво и нежно. То, что любимица сопровождала его на старых, терпко пахнущих гнилью развалинах, влекло к соображениям гневным и действиям решительным.

Наш неутомимый герой подвизался с коллегами после нынешней посевной разобрать старый домик в самом Ласточкином центре. За пару дней сговорились управиться. Это если работать в полную силу. И обещано было им за труды мешок куриных экскрементов и три бутылки настоящей водки. И если с помётом можно было повременить до начала лета, как раз когда огороду понадобятся подкормки, то водка требовалась немедленно и желательно в полном объёме.

Наниматели же задаток выдали предсказуемо – куриным гуаном. Колька был обоснованно зол и заметно разочарован. Работа не клеилась, и он отчётливо чувствовал ускользающую веру в людей и справедливость, налегая на допинг. После третьей зелёной сивушной в его воспоминаниях значился отчаянный пробел, а в организме – отсутствие равновесия.

Разрешать конфликт террористическим актом к преднамеренным действиям Николая никоим образом не относилось, и мысли зашевелились в его голове одновременно с языком исключительно синхронно. Получалось нечто отдалённо напоминавшее: «Ауы-у-е!»

Монолог односельчанами оценен не был, и Дрэк заметно погрустнел.

– Ы? – заревел отчаянно Колька глубоко красным лицом, донося до публики очевидное. Забор в ответ удивительно слаженно взвыл и отчётливо теперь заплакал.

Расставаться с трофейной подругою шофёр не собирался. Равно как и ронять свой, Дрэканов, авторитет. Потому как стоит проявить слабину и показать себя не способным на воспитательные моменты, как границы деревни немедленно будут нарушены теми же Селянкиными вредителями, ворюгами и хулиганами, а имущество «ласточкиных» жителей понесёт несомненное перераспределение. А перераспределять в «Ласточке» мог только Дрэк! Правда, в несправедливости и поборах замечен он не был ни разу. А вот если случалось отправиться делать новый дальний переклад на речке, который непременно смывало в каждый весенний разлив, мог и прибрать без спросу чей-нибудь стройматериал.

Сейчас же Дрэк мучительно соображал вздрагивающими с перепою мозгами, как бы и гранату не взорвать, и с остатков гнилого сруба спуститься. Радовало его одно – чека пока была вроде бы на месте.

Фрагменты завалинки приветливо манили его утомлённый сивухою организм, Колька неуверенно сглотнул, обвёл окружающее плавающим взглядом и с удивлением отметил, что перестал качаться. Две из десяти обозначенных нами ранее коз поблёскивали молодыми рогами в безопасной, по их, парнокопытному мнению, близости и с подозрительным любопытством, одномоментно с выводком кур, жевали палисадник. Однако, подобно террористу, праздные скотины сначала окаменели, а мгновеньем позже, путаясь, сталкиваясь и категорически не шумя, ринулись прочь. Дрэк, насколько позволяли чрезмерно гибкие конечности, выпрямился, приосанился и нервно моргнул.

Операция причинения справедливости завершилась безмолвно и торжественно Элеонорой Аркадьевной. Прекрасная, она медленно шагнула вперед, вскинув вверх голову с тяжелой, дважды обернутой кру́гом косой, и прищурилась, поудобней перехватывая чугунную сковородку.

Забор облегчённо охнул и тонюсенько зажурчал.