Детонепробиваемая

На календаре канун Рождества и уже почти стемнело – мой любимый час в году.

Мы с Беном в машине, пересекаем мост Триборо на пути к дому Дафны и Тони. Сегодня мы впервые увидим их сына, Лукаса, который родился три дня назад, точно по расписанию, – самый чудесный подарок им на Рождество, какой только можно вообразить.

Тихо играет музыка – по радио передают песню Нэта Кинга Коула «На Рождество я буду дома». Бен держит руль двумя руками в классической позе водителя. Обычно он ведет себя более расслабленно, даже когда движение плотное, и мне приходит в голову, что он напряжен из-за предстоящей встречи с моей семьей. Спрашиваю, так ли это, и признаюсь, что и сама нервничаю насчет визита к его родным завтра днем.

Словно пойманный на горячем, Бен перехватывает руль снизу одной рукой и говорит:

– Возможно, я действительно немного волнуюсь, но, скорее, просто предвкушаю встречу со всеми ними.

– Даже с моей терехнутой матушкой? – с улыбкой поддразниваю я.

– Даже с терехнутой старушкой Верой, – подтверждает Бен, укоризненно качая головой. – Я люблю все, что имеет к тебе отношение.

Наклоняюсь и целую его в щеку. Мы воссоединились всего месяц назад, и разные мелочи до сих пор приводят меня в восторг. Например, уколы его щетины всего через несколько часов после бритья. Совместные поездки в автомобиле. Прослушивание рождественской музыки. Все, что мы делаем вместе с Беном, кажется новым, исполненным смысла и возвышенным. Подозреваю, такой эффект продлится еще очень долго. Может быть, всегда.

Полчаса спустя мы съезжаем с Лонг-Айлендской магистрали и поворачиваем на Хантингтон. Уже совсем стемнело. Бен указывает на серебристую луну и россыпь звезд, не видимых с Манхэттена.

– Звезды – лучшее, что есть в пригородах, – вслух констатирую я.

– Да, – подхватывает Бен, но тут же добавляет: – Хотя этой причины недостаточно, чтобы переезжать за город.

После памятного примирительного обеда он так и фонтанирует подобными согласительными комментариями. Как и я, хотя мы оба до сих пор осторожно обходим решающую причину нашего развода. Мы совсем не говорим о по-настоящему серьезных вещах, разве что только когда рассказываем друзьям и родственникам о том судьбоносном дне в «Таверне Пита». Скорее всего, нас и сегодня попросят повторить этот рассказ. Скорее всего, мы закатим глаза и протянем: «Опя-ять?», но втайне насладимся каждой минутой этой истории – нашей истории. Тошнотворные часы перед встречей, постепенное понимание, эйфорическая поездка в нашу старую квартиру после того обеда. Уверена, сегодня, как обычно, к повествованию прибавится какая-нибудь новая подробность. Возможно, я подведу под наше воссоединение литературную подоплеку, о которой никогда не забывала: мы сидели за столиком О. Генри и разыгрывали собственную вариацию на тему «Даров волхвов» – каждый из нас стремился пожертвовать чем-то ради другого, ради любви. Подходящий штрих на Рождество.

Когда мы подъезжаем, Зои поджидает нас у двери. Распахивает ее и кричит:

– Дядя Бен!

Малышка без пальто и теплых ботинок бежит к нам по подъездной дорожке.

Бен подхватывает ее, кружит и восклицает:

– Зо-зо! Как я рад снова тебя видеть, детка!

– Я та-а-ак по тебе скучала, дядя Бен! – вторит Зои, с обожанием глядя на него.

– Я тоже, милая, – отзывается Бен.

– Я знала, что ты вернешься! – заявляет Зои, и я вдруг пугаюсь, что однажды она узнает, что не у всех историй счастливый конец. Если повезет, не на примере своих родителей. Пока что они, похоже, продолжают сохранять хрупкий мир.

– Что ж, ты мудрая малышка, – говорит Бен и ставит Зои на крыльцо. – А теперь идем в дом. Ты так до смерти замерзнешь.

Зои улыбается и берет его за руку.

– Ага! Пойдем в дом и посмотрим на малыша Лукаса!

– Эй, Зои, а я что, пустое место? – восклицаю я с притворным возмущением, оказавшись при Бене второй скрипкой.

Племяшка оборачивается через плечо и роняет:

– Привет, тетя Клаудия! Можешь тоже пойти с нами!

К этому времени все члены семьи, кроме Дафны и Лукаса, собрались в фойе и широко улыбаются.

– Всем привет! – смущенно здоровается Бен.

Папа делает шаг вперед, как патриарх семейства и официальный рупор нашего клана.

– Добро пожаловать назад, приятель! – произносит он и протягивает Бену руку.

– Рад вернуться, Ларри, – отзывается Бен, и мужчины обмениваются рукопожатием, пока мама их фотографирует. Она делает еще один снимок, когда папа ворчит: «А, к черту!», и обнимает Бена так, словно тот только что возвратился с войны где-то на другом конце света.

Остальные родичи по очереди тоже подходят поприветствовать Бена. Сначала Маура, Скотт и мальчики. Затем Дуайт. Потом Тони.

– Поздравляю, – говорит ему Бен.

– И я тебя, мужик, – отвечает Тони.

Мама фотографирует каждое объятие, беспрестанно щелкая затвором. Я не возражаю, потому что не хочу портить ей настроение и потому что уверена, что еще не раз захочу вспомнить этот вечер.

Наконец мама церемонно передает фотоаппарат Дуайту, оставив последнее объятие за собой.

– Бен, дорогой, – выпевает она и делает паузу для вящего театрального эффекта, – что тебя так задержало?